Привет, мы инопланетяне! Фантастическая повесть

Червяков Александр

Если Сенькин папа вдруг чем-то сильно занят – читает какие-нибудь там научные статьи в планшете или пишет в блокнот – то за наши уроки берётся Андрей Львович, космонавигатор и второй пилот. Такой высокий дядька, худой, волосы у него чёрные, а вот аккуратно подстриженная борода отчего-то седая, хотя он совершенно ещё не старый. Ох и гоняет же он нас, особенно по астрономии и по своей любимой математике! Сеньке проще, он самые сложные примеры иногда даже в уме решать может, а вот мне приходится совсем несладко. Хотя во всём остальном Андрей Львович очень даже весёлый и добрый. Когда не его вахта, он и кучу историй разных знает и анекдотов, и поиграть с нами в шахматы никогда не отказывается.

А ещё он заведует на корабле обсерваторией – это такое место, откуда за звёздами наблюдают.

Мы с Сенькой внутри корабля довольно долго осваивались. Наверное, только через неделю или даже две начали более-менее свободно ориентироваться. Жутко непривычно, что коридоры могут поворачивать не только направо или налево, а и вверх, и вниз, и под наклоном и вообще в любом направлении. Да и сами коридоры узкие, как трубы – а всё потому что по ним не ходят в полный рост, а летают «вдоль». И входные люки в основном такие же узкие – и в нашу каюту, и во все остальные. Спальных кают, как наша, в корабле всего четыре; ещё есть камбуз, где готовят еду и обедают, санузел, спортивно-медицинский отсек, рубка управления, обсерватория, комната связи, штурманская рубка, кают-компания и приборно-агрегатный отсек. А все остальные помещения – грузовые, и много их, наверное, штук двадцать. И заставлены самыми разными контейнерами и опечатанными коробками со всякими надписями. Мы с Сенькой сразу поняли, что здесь в прятки ну просто супер будет играть! А капитан Косолапов, когда нам грузовые отсеки показывал, как будто мысли читать умеет:

– Вообще говоря, здесь не опасно. Все контейнеры намертво болтами прикручены. Но, пока в невесомости двигаться уверенно не научитесь, я бы на вашем месте сюда не залетал. А ещё – тут всё-таки хозяйство Борис Матвеича, нашего бортинженера, а он человек строгий и особенно мальчишек терпеть не может. Если хотите поиграть или чем заняться, лучше летите в кают-кампанию.

Кают-компания на корабле – самое просторное помещение, если, конечно, не считать грузовые отсеки. Тут вполне уютно: и большой телевизор есть, и магнитная доска для настольных игр. В свободное время Сенькин отец с Михал Михалычем здесь в шашки и шахматы играют, и нас с Сенькой тоже учат. Мы с моим другом в этой каюте больше всего времени проводим – и уроками занимаемся, и болтаем, и телек смотрим. Потому что в спальной каюте места ну очень мало. Там разве что перед сном можно поговорить немножко, ну или книжку почитать.

В рубку управления нас сам капитан отвёл. Половина рубки вся в приборах, два кресла пилотов посредине, а дальше – огромное обзорное стекло. А за ним… Я сперва ничего не увидел. А потом Михал Михалыч вдруг выключил свет, и тогда я увидел! Это было… Я даже не знаю, как сказать… Как будто во сне, только ещё красивее. Я даже закричал от изумления:

– Ой, что это?!

А Сенька рядом со мной и говорит:

– Это звёзды, Ром…

Капитан на меня удивлённо так поглядел и головой покачал:

– Я вот иногда думаю, как же на венерианской станции ребятишки живут? Каюты и коридоры, коридоры и каюты, ни неба не видят, ни Солнца, ни даже звёзд! Ведь ты, Рома, никогда раньше звёзды не видел?

Я сглотнул, а потом говорю шепотом:

– Я Солнце один раз уже видел, когда мы в челноке на орбиту поднимались. А звёзды я в планшете видел, в учебнике по естествознанию… И ещё по телеку… Но я даже не думал, что они… вот такие вот!

– Ну, пока до Земли будем лететь, ты у меня на звёзды насмотришься

ещё, настоящим астрономом станешь! Я вас в обсерваторию провожу, вот там за звёздами удобнее всего наблюдать. А Андрей Львович мне поможет. Тут всё-таки рубка управления, посторонних сюда пускать не полагается, разве что в исключительных случаях…

Я, наконец, очнулся, огляделся по сторонам и спросил:

– Товарищ капитан, а вы всё время здесь в рубке кораблём управляете?

– Обычно здесь дежурю или я, или наш космонавигатор. По очереди вахту несём, просто наблюдаем за приборами, чтобы всё шло как положено. Когда корабль по орбите летит, ему особо помогать не надо, главное не мешать… Ну а если нужна корректировка орбиты, тогда, само собой, сажусь за управление. И на стыковке с орбитальной станцией тоже.

– Как же так получается? – Сенька спрашивает. – Я думал, космическим кораблём всё время управлять надо, и рулить, и чтобы двигатели. Ну, как в видеоиграх…

– В ваших видеоиграх, – командир отвечает, – двигатели работают постоянно. Только вот нашей «Медведице» так ну совсем нельзя – это какой же запас горючего нужен, чтобы двигатели все 100 миллионов километров работали? Корабль летит по особой траектории – гомановской орбите – с неработающими двигателями, свободно, как брошенный камень. Отсюда и невесомость!

– То есть прямо так, с неработающими двигателями, все пять месяцев полёта? – говорю.

– Не совсем. Точно рассчитать орбиту с Венеры на Землю не получится даже у самого мощного в мире суперкомпьютера. Поэтому время от времени мы включаем двигатели и как бы поправляем орбиту, корректируем её, понимаете, ребята? В это время невесомость у нас прекращается, и могут даже сильные перегрузки быть, ну, почти как на старте. Так что имейте в виду: если я по громкой связи объявляю, что скоро корректировка орбиты, надо немедленно бросать все дела, отправляться в свою каюту, залезать в койки и пристёгиваться как можно крепче, ясно вам?

– Ясно! – дружно отвечаем мы с Сенькой.

Обсерватория на корабле – совсем маленькое помещение, тёмное и пустое – только кресло с пристяжными липучками и небольшой телескоп. И стеклянный купол, а за ним – тысячи звёзд. Как в рубке управления, только, наверное, ещё красивее. Мы с Сенькой часто сюда поднимаемся, просто садимся в кресло друг с другом рядом, пристёгиваемся и смотрим. А ещё я иногда сюда один прихожу, особенно если мне вдруг грустно и по маме с папой скучаю, по ребятам из группы, и хочется одному побыть и поплакать так, чтобы никто не видел. А ещё в обсерваторию частенько наведывается Андрей Львович, космонавигатор, он мне показывает, где какие звёзды и как называются, и какие созвездия, а ещё туманности и планеты в телескоп. И Землю тоже! Без телескопа она видна, как яркая-преяркая голубая звезда, самая яркая в небе, я рядом с ней совсем – жёлтая звездочка. Это Луна, оказывается. А в телескоп видно, что Земля – как пухленький такой шарик, а Луна – жёлтенький, поменьше. Андрей Львович так сказал:

– С каждым днём, ребята, Земля будет к нам всё ближе и ближе, а через пять месяцев станет такая огромная, что будет занимать полнеба! Очень это красивое зрелище.

А я подумал, что пять месяцев – это ужасно долго. Один месяц – это целые четыре недели, а пять месяцев это вообще в голове даже не помещается…

В медицинский отсек мы когда заглянули, то удивились очень. Потому что я думал, что в медицинском отсеке койки, ну как у нас на станции в госпитальном, где мама работает. А там никаких коек нет, зато разные приборы и тренажёры стоят прикреплённые – и на полу, и на потолке, и по стенам. И бегать, и прыгать, и педали крутить, и всё такое. Сенькин отец сказал: