Приворотное зелье
Шрифт:
У Пырьева был любопытный подход к актеру. Он как бы влезал в состояние исполнителя, начинал играть словно вприкидку и постепенно проигрывал вместе с ним весь кусок, стараясь нащупать ту дорожку, по которой надо идти в этой роли, и увлекал актера по этой дорожке со свойственным ему темпераментом, накалом страстей. Несмотря на свою поразительную работоспособность, он все-таки был режиссером вдохновения.
Природа не всегда бывает справедлива: подарив Ивану Александровичу столько художнической мощи, неукротимости, энергии, она дала ему сердце, которое не выдержало такого
7 февраля 1968 года Пырьев умер. Картина остановилась на 72-м съемочном дне…
Над фильмом нависла угроза закрытия. Но руководство «Мосфильма» решилось на рискованный шаг: закончить картину предложили мне и Кириллу Лаврову. В решении этом было рациональное зерно: никто так, как мы, актеры, не был заинтересован в судьбе этой картины. К тому же мы год работали с Иваном Александровичем и знали, чего он добивался, привыкли к его почерку, к его манере. Потому-то была надежда, что нам удастся дотянуть картину, не меняя ее стилистики.
Мы согласились на это страшноватое для нас предложение: ни я, ни Кирилл никогда не стояли по ту сторону камеры. Однако другого выхода не было. В этот сложнейший момент нам очень помог Лев Оскарович Арнштам, назначенный официальным руководителем постановки.
Не берусь оценивать нашу работу, тем более, что мы старались, чтобы отснятое нами органично вошло в ткань фильма, в большей части своей уже сделанного Пырьевым; скажу лишь, что мы добивались того, чего, как мы понимали, хотел он: чтобы зритель ощутил тоску по сильным характерам, могучим страстям, полюбил бы открытость в поиске правды, как бы ни был тягостен и горек этот поиск.
Работа над фильмом или спектаклем похожа на плавание корабля, который долго идет к намеченным берегам. В пути бывают штили и бури… Но наконец мы причаливаем — и как часто берег оказывается скалистым и холодным, совсем не похожим на тот, о котором мечталось. Но бывает, берег оказывается зеленым и приветливым, и это награждает тебя за все труды и тяготы пути, и ты счастлив, достигнув своей цели. Но актер, как неугомонный путешественник, долго не может сидеть даже на этом благословенном берегу. Его тянет дальше в дорогу.
Генерал Чарнота из кинофильма «Бег» — это роскошнейшая фантасмагорическая роль, какую только актер может представить себе. Колоритнейшая фигура белого генерала, который бродит по Парижу в одних кальсонах, а потом выигрывает целое состояние, требовала особого подхода и особых актерских приемов. Как соединить в одной роли трагедию человека, дошедшего на чужбине до нищеты и потери человеческого достоинства, с гротесковыми и почти буффонными поступками неуемного картежного игрока и гусарского кутилы?
Для меня этот персонаж был небезразличен, как небезразлична любая человеческая трагедия. Как передать фантастический реализм М. А. Булгакова, где свободно и логично соединяются, казалось бы, несоединимые сцены: тараканьи бега в Стамбуле и трагедия чуть не погибшей на панели женщины? Все сдвинулось в этом призрачном мире потерявших родную землю людей. Все возможно в этом тараканьем бредовом мире. Но играть-то нужно живых, реальных людей, а не призраки и символы. Герои булгаковского «Бега»
И не поднять бы мне эту роскошную роль, не работай я под началом таких талантливых, тонких и умеющих создать на съемочной площадке творческую атмосферу свободы и раскованности режиссеров, как Александр Алов и Владимир Наумов, и не имей таких партнеров, как Евгений Евстигнеев, Алексей Баталов. С ними можно было играть мало что раскованно — озорно. Так бывает, когда ты владеешь ролью и рядом с тобой блестящие актеры, и ты не можешь позволить себе выпасть хоть на момент из этого ансамбля.
Съемки фильма проходили главным образом в Болгарии: в Пловдиве есть район прямо-таки турецкий. Что-то, к примеру, финал картины, снимали в Севастополе. Парижские сцены — в самом Париже.
Русские за границей, тем более в Европе, тем более в то время — тема особая, не могу на ней не остановиться.
У каждого актера, у каждого театра — свои приключения и случаи, связанные с закордонным бытием. Но как бы ни отличались друг от друга эти приключения и случаи, в них есть что-то общее, потому что все мы проживали, в частности, вот на берегах Сены, примерно в одних условиях.
Ввиду строжайшей экономии валюты в качестве командировочных нам полагалось в сутки долларов десять. Поэтому мы старались привезти с собой все: консервы, копченую колбасу, сыр, чай, кофе и, естественно, электрокипятильники. Ведь как-то надо существовать.
Во Франции, к слову сказать, было правило, согласно которому продюсер, пригласивший на съемки актеров на роли второго, третьего плана, на эпизодические роли, обязан их кормить. Вот объявляется перерыв в работе, всех их ведут обедать в ресторан, мы же с Алешей Баталовым отправляемся в свой отель.
Мы жили в отеле «Бонапарт». Название роскошное, на самом же деле он представлял собой старое четырехэтажное здание в одной из улочек Латинского квартала. Скорее всего то были «меблирашки» для кратковременных встреч пар — в наших номерах были широкие кровати, биде и больше ничего. Окна упирались в глухую стену соседнего дома.
Я приехал на съемки позже Баталова, и у меня с собой были домашние пирожки, шанежки, другие вкусности. Ну, думаю, сейчас вскипятим чай, попируем.
Баталов рукастый, все умеет, в электричестве хорошо разбирается. Включает это он чайничек — и на всем этаже вырубается свет. Давай, говорит он, пойдем ко мне — он жил этажом ниже. Спускаемся, включаем — та же история. Пошли к хозяевам. А хозяева — древние старик и старуха и их незамужняя дочь, некрасивая, изможденная. Звали нашу Евгению Гранде Мария. Мы принялись объяснять ей жестами, иностранных языков мы не знали, что нам нужен кипяток — чай заварить. (Поразительное дело: моя теща умерла в 75 лет от склероза, но, даже будучи уже больной, она переводила мне письма, присланные из Германии. А учила она немецкий еще в гимназии — вот какое было преподавание. Я же в школе учил немецкий, в училище — французский, потом еврейский, когда играл Тевье-молочника, а результат нулевой).