Приворотное зелье
Шрифт:
Мария выслушала нас и, кивнув головой, — мол, поняла — принесла нам кувшинчик с теплой водой и тазик.
Словом, попили мы чайку.
Раз уж я заговорил о Париже, расскажу еще один случай, с ним связанный. Было это в мою первую поездку во Францию в составе группы актеров.
Один из наших актеров и представитель министерства культуры — как сейчас помню, звали его Юрий Васильевич; он служил в органах, и мы это знали, и он знал, что мы это знали; хороший в общем-то мужик, — были любители под привезенные с собой яства пропустить по бокальчику. А франков-то негусто. Однажды прибегает актер с улицы, радостный такой, и говорит: «Тут рядом дешевое вино продают в розлив, правда, не красное. Я купил большую бутылку».
И
Оказалось, то было оливковое масло!
Смех смехом, но если серьезно — жалким наш соотечественник выглядел за границей: на виду, как говорится, у всей Европы унижалось его человеческое достоинство. Но нет желания углубляться в эту тему, тем более, что память хранит случаи в основном забавные.
В Швейцарии, где наш театр был на гастролях, в Цюрихе, я жил в одном номере с Л. Г. Зориным — мы играли его «Варшавскую мелодию». Бывало, возвратимся поздно вечером в отель, войдем в номер — и через несколько минут тускнеет свет, падает напряжение в сети: это наши люди включали кипятильники. Мы тоже не дремали. Я впервые там испробовал хитроумное изобретение доморощенных умельцев: разбитую лампочку, в цоколе которой сделаны два отверстия. Изделие ввинчивается в торшер — и получается розетка.
Посмотрел Леонид Генрихович на это и сказал: «Теперь я верю в непобедимость русского народа».
Говоря о своих ролях в кино, не могу пройти мимо фильма «Без свидетелей», где я играл персонаж, обозначенный просто местоимением Он. Характер этот был для меня нов и интересен. По сути это не совсем моя роль, хотя и глупо заключать себя в какие-то рамки, границы. То есть эти рамки все же есть, есть границы, через которые переступать не надо, ибо там ты не знаешь языка, но в своих владениях хочется быть разным, искать непохожесть в привычном, что-то новое для себя.
Шли поиски необычного для меня грима, несвойственной мне манеры поведения, и я все дальше уходил от себя, чтобы раскрыть характер, столь чужой мне. Это был тип актера в жизни — он все время играл. Играл хорошего человека, деятельного человека, играл любовь. А мне, актеру, надо было этого «актера в жизни» сыграть. Сложная задача! Это была одна из самых трудных моих ролей.
В пьесе Софьи Прокофьевой «Без свидетелей», которая легла в основу фильма, всего два героя — Он и Она (в фильме Ее играет Ирина Купченко). Все действие происходит в одной декорации — в современной квартирке с двумя смежными комнатками. Оператор Павел Лебешев, художник Александр Адабашьян и Никита Михалков, режиссер, проявляли прямо-таки виртуозную изворотливость, чтобы в этих типовых клетушках найти новый ракурс, неожиданный угол зрения в прямом и переносном смысле. И надо сказать, что им это удалось.
Я снимался у многих известных режиссеров нашего кино. Они очень разные, но всех их объединяет одно: умение создать на съемочной площадке рабочую, но вместе с тем не давящую на актера, не сковывающего его творческую инициативу атмосферу. Даже яростный И. А. Пырьев, вошедший в легенду своими разносами и руганью, старался по возможности оберегать актера от ненужной нервозности. Легко, свободно и радостно было работать с А. Аловым и В. Наумовым. Хорошо было играть в фильме понимающе спокойного и демократичного Ю. Я. Райзмана. Никогда не давил на актера, выступая в роли режиссера, В. П. Басов…
И вот — Никита Михалков. С ним было и легко и тяжело, и уверенно и напряженно. Он человек другого, нежели я, поколения и в чем-то более точно ощущает пульс времени. Естественно, у меня с ним были расхождения, но я жестко положил себе во всем подчиняться ему.
Это было настоящее испытание — что-то вроде монашеского послушания. Михалков жестко и беспощадно относится к приблизительности
Но наступал момент, когда Михалков понимал, что иные его требования создают какую-то напряженность, мешающую, а не помогающую актеру работать, и тут шла в ход шутка, чаепитие и расслабление.
Очень многие зрители не поняли характер, который я сыграл. Они считали, что «актерство актера» идет не от персонажа, а от исполнителя — от меня.
«Что это Ульянов так наигрывает? Он что, потерял совесть: стал так развязно играть, так нагличать?» — вот такой был тон. Некоторые зрители, правда, поняли все точно и писали, что мы правильно сделали, показав такого мерзавца и подлеца. Одна женщина призналась, что это прямо портрет ее бывшего мужа. Но большинство писем были полны осуждения.
Понятно, что так пишут зрители детского уровня восприятия искусства, для которых артист, играющий определенного персонажа, и есть тот самый персонаж. Дети, однако, целиком отдаются обману игры. А взрослое «дитя» из-за знания, что это все-таки игра, уже не может наслаждаться искусством как таковым, то есть умением актеров искусственно воссоздавать реальную жизнь, в том числе жизнь персонажей «плохих» или «хороших». Подготовленный зритель только восхитится умением актера имярек одинаково убедительно предстать в любом обличье, зритель же «дитя» серчает. Он оскорблен, если вдруг актер, которого он привык видеть в положительных ролях, возьмет да и сыграет негодяя. Это, по его разумению, — предательство.
Думаю, если фильм Юрия Кары «Мастер и Маргарита», снятый несколько лет тому назад, дойдет наконец до массового зрителя, гневных писем мне не избежать: там я играю Понтия Пилата.
Тема Понтия Пилата — вечная тема предательства, которое отнюдь не однолико. Как я понимаю, Пилат совершил его неожиданно для самого себя. Он был между Римом и синедрионом, как в ловушке… Он был согрет философией Иешуа — философией любви, но она же приводит его к мучительной раздвоенности. У Пилата болит голова не только от физического недомогания, но и от всей этой человеческой пошлости и злобной мелочности. Иешуа излечивает прокуратора, давая ему возможность увидеть иную жизнь, с иными ценностями, чем те, к которым он привык. Задумываясь на природой человеческих отношений, он не находит выхода из их противоречий. Лишь на секунду луч света освещает этот выход, путь к гармонии, благодаря Иешуа. Но тут же оказывается, что путь этот загорожен ненавистниками светлого сына человеческого, и, мало того, сам Пилат становится невольным их сообщником…
Я играл с прекрасным партнером — мастифом Банга. Такой роскошный зверь!.. И совсем не тщеславный. Включили свет, дают команду «мотор!». А он себе лежит и храпит. Я его под зад: «Играть надо…»
Мы снимали фильм в Иерусалиме, в окрестностях Хайфы, на Мертвом море… И сам по себе Израиль и все эти места настраивают на особый лад: здесь творился мир Библии. Потрясающее впечатление производит дно Мертвого моря. Бесконечно тоскливым веет от песчаного морского дна, усеянного обломками.
Эта картина интересна тем, что режиссер Юрий Кара собрал замечательных артистов — это Филиппенко, Павлов, Стеклов, Бурляев, А. Вертинская, Гафт, Куравлев. И я еще не всех перечислил. У всех нас было одно желание: соприкоснуться еще раз с Булгаковым, с его фантастическим миром, и наиболее полно воплотить наши ощущения и наше понимание романа и его героев.