Привычка убивать
Шрифт:
— Вы лучше скажите, у него оружие есть какое-нибудь? — Бодров посмотрел на священника свысока.
— Нет, что вы, никакого оружия! — Батюшка даже перекрестился. — Я бы его с оружием и в храм-то не пустил.
— Че, и нас не пустите? — улыбнулся Бодров.
Отец Сергий посмотрел ему прямо в глаза и тихо ответил:
— Не пущу. Только вы ведь меня все равно не послушаете.
Они смотрели долго друг на друга. Наконец оперативник не выдержал и отвел взгляд. Включил рацию и тихо скомандовал:
— Отставить
— Спасибо вам. — Священник улыбнулся.
— Да ладно. — Бодров раздраженно махнул рукой. — Идите, разговаривайте. Десять минут вам даю.
— Как думаете, Дежкина, получится у него? — спросил оперативник, когда батюшка скрылся за дверью храма.
— Не знаю. — Клавдия пожала плечами. — Будем надеяться.
— Почему вы его отпустили?! — К ним вдруг подбежал Чепко. — Кто дал такое разрешение?!
— Я дал! — гаркнул на него Бодров. — Я руковожу операцией. Ясно?
— Ты что? — сощурился Чепко. — Ты не забылся, хлопчик? Тебе напомнить, с кем ты разговариваешь?..
— Прошу вас, — снова вмешалась Клавдия, — прекратите.
Чепко отошел от оперативника, поигрывая желваками.
— Приготовиться, — скомандовал в рацию Бодров. — Держать дверь на прицеле.
Омоновцы быстро заняли позиции, защелкали затворы винтовок и пистолетов.
А потом на минуту все смолкло. Десятки напряженных глаз всматривались в дверь храма, словно могли увидеть то, что происходило внутри.
— Православные христиане! Люди добрые, простите меня, грешного! — Этот голос неожиданно донесся откуда-то сверху.
— Вон он, вон он! — закричал Бодров.
Клава посмотрела вверх и обомлела.
— Не стрелять! — заревел Бодров на весь парк. — Никому не стрелять!
— Клавдия Васильевна, смотрите! — Игорь подскочил к ней.
— Вижу, — упавшим голосом ответила она, не отрывая глаз от колокольни.
В лучах прожекторов, неясная и мистическая, воздевшая руки к небу, светилась фигура человека.
— Люди добрые! За грехи мои тяжкие кару несу!
Это был Карев. Он стоял на самой вершине маковки, щурясь от бьющих в глаза фонарей, и кланялся на все четыре стороны.
— Где поп?! — закричал кто-то. — Попа нету! Где он?!
Клавдия бросилась в храм.
— Стой! Держите ее! — закричал Бодров, и двое спецназовцев бросились за ней вдогонку.
— Не подходи! — визгливым голосом заорал Карев.
Омоновцы замерли в нерешительности. Клавдия плечом толкнула дверь и влетела в церковь.
Отец Сергий сидел на мраморном полу и тихонько плакал. Лоб у него был разбит. Кровь залила все лицо и капала на сутану.
— Что с вами?! — Дежкина упала на колени и выхватила платок. — Чем это он вас?
— Это ничего… это
Клава облегченно вздохнула. Значит, не ножом, значит, не так, как тех женщин. Она промокнула платком кровь со лба.
— Я сейчас врача позову.
— Не надо. — Отец Сергий взял у нее платок и вытер лицо. — Вы его спасайте. А это ничего.
— Как он на крышу попал? — Клавдия помогла батюшке подняться. — У вас что, окна не закрываются?
— Да вроде закрыты были. — Батюшка сел на лавку. — Когда ремонт делали, мы рамы глухие ставили. — Он вдруг взял Клавдию за руку, посмотрел в глаза и тихо попросил: — Остановите их. И его остановите. Это же храм Божий. Господи, что же это делается?
— Все будет хорошо. — Клавдия положила его руку себе на плечо. — Вы не волнуйтесь, бойни тут не будет. Я не допущу. Пойдемте, там «скорая помощь», вам перевязку сделают.
Карев одной рукой держался за крест, а другой все время крестился, изредка выкрикивая:
— Грешен! Грешен! Перед всем православным миром каюсь, что грешен! Простите меня, ради Спасителя нашего Иисуса Христа! Любую кару готов принять.
— Карев, слезайте немедленно! — кричали ему по матюгальнику. — Слезайте, или применим силу!
Но он не обращал внимания.
— Ну что, доигралась, Дежкина? — зло прошипел Чепко, подскочив к «скорой помощи». — Вот и товарищу священнослужителю голову разбили. Хорошо еще, что хоть жив остался.
Клавдия бросила на него короткий взгляд и не ответила. Тогда Василий Иванович кинулся к Бодрову:
— Штурмовать надо, штурмовать. Он так до утра провыступать может.
— Поздно штурмовать. — Бодров бессильно сжимал пудовые кулаки. — Ну вот что мне теперь делать, а? Пожарников, что ли, вызывать?!
Но пожарников вызывать не пришлось. Потому что Карев вдруг закричал:
— Православные люди! Каюсь перед вами! Я убил! Простите меня, грешного, и не поминайте лихом!
Потом отпустил крест, раскинул руки, как крылья, и, оттолкнувшись ногами от купола, полетел вниз…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ
Вся прошедшая неделя слилась для Клавдии в один нескончаемый день — день споров, скандалов, обид, разочарований и растерянности.
До самого последнего момента Клавдия не верила, что маньяком в самом деле был Карев. Она как-то приняла сразу кленовское определение — дьячок просто эксгибиционист. Тоже своего рода сдвиг по фазе. Но не такой уж опасный. Самое страшное — начнет девочкам у школы показывать свои мужские причиндалы. Тут, конечно, тоже не сахар. Всякое крайнее проявление — гадость и гадость. Но убивать Карев не мог.