Приятные ночи
Шрифт:
На это лев спросил у осла: "А от чего ты испытывал удовольствие?" - "Я умышленно расположился на этом стволе и притом так, чтобы половина меня свешивалась по одну его сторону, а вторая - по другую, и хотел во что бы то ни стало узнать, что весит у меня больше, голова или хвост". Лев на это сказал: "Обещаю тебе честным словом, что впредь ни под каким видом не стану тебе докучать, и отныне я хорошо вижу и твердо знаю, что хозяином горы будешь ты". Двинувшись дальше, подошли они к широкой и бурной реке, и лев произнёс: "Хочу, милый мой Распролев, чтобы каждый из нас показал своё умение переправиться через реку".
– "Согласен, - отвечал Распролев, - но мне бы хотелось, чтобы ты переправился первым". Умея отлично плавать, лев с поразительной ловкостью переправился через реку и, стоя уже на той её стороне, прокричал: "Что там у тебя, приятель? Переправляйся и ты, не медли!" Сознавая, что нарушить своё обещание недостойно, осёл бросился в воду и поплыл и достиг середины реки. Тут, однако, подхваченный быстрым
Наблюдая это и вместе с тем храня в памяти поношения, которыми перед тем осыпал его осёл, лев, с одной стороны, боялся ему помочь, а с другой - что станет виновником его гибели. По этой причине он некоторое время метался в сомнениях и колебаниях, пока, наконец, не решил прийти на помощь ослу, что бы за этим ни воспоследовало. И, бросившись в воду, он приблизился вплотную к нему и, ухватив его хвост, с такой силой потянул осла за собою, что вытащил его из реки. Увидев себя на берегу и в полной безопасности от грозных волн, осёл разбушевался: распалившись гневом, он закричал во весь голос: "Ах негодяй, ах злодей, не знаю, что удерживает меня пустить в ход мой самопал и одарить тебя тем, что пришлось бы тебе не по вкусу. Ты - докука моя, ты - помеха всякому моему удовольствию. Когда же, наконец, я, несчастный смогу хоть чуточку насладиться по своему усмотрению?" Оробев пуще прежнего, лев проговорил: "Я страшно боялся, приятель, как бы ты не захлебнулся в реке, и поэтому оказал тебе помощь, рассчитывая сделать тебе приятное, а не повергнуть тебя в досаду".
– "Больше ни слова об этом!
– промолвил осёл, - я хочу узнать от тебя лишь одно: какую выгоду, какую пользу извлёк ты для себя, переправившись через реку?" - "Никакой", - отвечал лев. Тогда осёл, повернувшись мордой ко льву, произнёс: "Присмотрись хорошенько, испытывал ли я в реке удовольствие?" И встряхнувшись всем телом, а также тряся ушами, которые были полны воды, осёл указал льву на мелких рыбёшек и других живых тварей, появлявшихся из его ушей, и сказал с сокрушением в голосе: "Смотри, какую ты допустил промашку! Если б я добрался до дна реки, то поймал бы, к величайшему моему удовольствию, таких диковинных рыбин, что ты бы ахнул от изумления. Но впредь никогда больше не вздумай мне докучать! Ибо в этом случае мы из друзей станем врагами, и тебе от этого не поздоровится. И хотя бы ты увидел меня умершим, всё равно, не хочу твоих забот обо мне, ибо то, что тебе покажется моей смертью, будет для меня самой что ни на есть настоящею жизнью и наслаждением". Солнце опустилось на небосклоне и удвоило длину теней, когда лев обратился к своему приятелю с предложением расстаться на время ночного отдыха, чтобы следующим утром вновь сойтись вместе.
Наступил ясный день, и лев с ослом сошлись и порешили отправиться на охоту, с тем, однако, чтобы они охотились врозь, один - в одной, другой - в другой стороне, а затем оба одновременно сошлись в назначенном месте, и кто из них добудет больше дичины, тот и станет властелином горы. Уйдя за добычею, лев убил множество диких зверей, тогда как осёл, найдя ворота одной усадьбы распахнутыми, проник во двор и, увидев на гумне большущую кучу сорго, направился прямо к ней и нажрался так, что его брюхо едва не лопнуло. Вернувшись в назначенное место, осёл улёгся вздремнуть, и из-за чрезмерно переполненного желудка его самопал частенько постреливал, а дуло его то широко открывалось, то, напротив, сжималось, напоминая собою пасть крупной рыбы, вытащенной из воды на сухую землю. Пролетавшая невдалеке галка увидела развалившегося на земле осла, который лежал без движения и казался мёртвым; заметив у него под хвостом навоз с плохо переваренным сорго и что его зад густо измазан калом, галка спустилась вниз и начала копаться в нём и клевать, и она забралась так далеко, что сунула головку между ягодицами осла. Почувствовав, что кто-то копается в его заднем проходе, тот внезапно сжал ягодицы, и галка с просунутой внутрь головкою оказалась защемленной ими и задохнулась.
Возвратившись с обильной добычей в назначенное заранее место, лев увидал лежащего на земле осла и сказал ему так: "Взгляни, приятель, сколько зверей я убил?" Осёл отвечал: "А как тебе довелось их убить?" Лев рассказал, как он это проделал. Тогда осёл, прервав его на полуслове, сказал: "О безмозглый и безголовый! Ты претерпел этим утром столько трудов и тягот, рыская по рощам, лесам и горам, тогда как я побывал лишь в ближайших окрестностях и, растянувшись на земле, поймал ягодицами такое множество галок и прочих тварей, что, как видишь, наелся до отвалу. А эту последнюю галку я приберёг у себя между ягодиц, дабы поднести её тебе в дар, и прошу тебя, возьми её из любви ко мне". Выслушав сказанное ослом, лев стал ещё больше страшиться его и, взяв из любезности подаренную им галку, возвратился, ничего не сказав, вместе с галкой к своей добыче. И удирая со всех ног из-за страха перед ослом, он повстречался с волком, который сломя голову нёсся куда-то. Тем не менее лев остановил его и сказал: "Куманёк волк, куда вы мчитесь совсем один и так торопитесь?" Волк отвечал: "Я бегу по очень важному делу". И хотя лев старался задержать волка, тот,
Предвидя страшную опасность, какой может подвергнуться волк, лев убеждал его не двигаться дальше, ибо недалеко находится Распролев, зверь свирепый и вспыльчивый, у которого под хвостом изрыгающий огонь самопал, и горе тому, на кого он обрушится. Кроме того, у него на спине какой-то предмет из кожи, покрывающий большую её часть, а вообще шкура у него серая; творит он деяния превеликие и пугает всякого, кто к нему приближается. Но волк, который по перечисленным признакам хорошо понял, о каком звере толковал лев, сказал ему так: "Оставьте всякий страх, куманёк, ибо животное это зовется ослом, и он - самая жалкая тварь, какую когда-либо создавала природа, и пригоден лишь для вьюка и колотушек. И за свою жизнь я самолично задрал их поболее сотни. Итак, куманёк, пойдёмте к нему, нисколько не страшась за себя, и вы сразу же убедитесь в моей правоте". Лев на это ответил: "Мне не хочется, куманёк, возвращаться, а вы, если вам угодно к нему отправиться, отправляйтесь в своё удовольствие". Волк продолжал уговаривать льва, чтобы он оставил свой страх.
Увидев, что волк твердо стоит на своём, лев сказал: "Раз вы хотите, чтобы я сопутствовал вам, и уверяете меня в полной безопасности этого, я готов пуститься в путь вместе с вами, но только при том условии, что мы крепко-накрепко сплетём вместе наши хвосты, дабы ни один из нас не ударился в бегство, когда Распролев предстанет пред нашими взорами, и другой по этой причине не попал к нему под пяту". Итак, связав крепко хвосты, они отправились на розыски осла. А тот, поднявшийся уже на ноги и щипавший травку, увидев издали льва и волка и насмерть встревожившись, вознамерился броситься наутёк. Между тем лев, указывая волку на Распрольва, произнёс: "Он направляется к нам, не станем его дожидаться, ибо и впрямь мы непременно погибнем". Волк, успевший рассмотреть и отлично узнать осла, сказал льву такие слова: "Укрепитесь, куманёк, духом, не сомневайтесь, что перед нами самый что ни на есть настоящий осёл". Но лев, оробев пуще прежнего, пустился бежать и, несясь среди колючих кустов терновника, перепрыгивал то через одни, то через другие заросли, и случилось так, что при одном из таких прыжков острый шип выколол ему левый глаз.
Полагая, что это сделал не шип, но выстрел той пушки, которую Распролев держал у себя под хвостом, лев, всё так же на бегу, спросил волка: "Спасёмся ли мы от него? Не выбил ли он мне глаза своим самопалом?" И несясь всё быстрей и быстрей, он тащил за собою волка, волоча его по острым колючкам, через обвалившиеся рвы, через густые, почти непроходимые рощи, через ущелья и другие дикие и глухие места, так что тот, весь истерзанный и разбитый, испустил дух. Когда льву показалось, что они достигли безопасного места, он обратился к волку: "Теперь нам можно развязать, наконец, наши хвосты, куманёк", но тот ничего ему не ответил. Обернувшись к своему сотоварищу, лев понял, что он околел. Ошеломлённый случившимся, он промолвил: "Не говорил ли я вам, куманёк, что вы идёте на верную смерть? Поглядите, чего вы добились! Вы потеряли жизнь, а я - левый глаз; впрочем, лучше потерять часть, нежели всё". И отвязав свой хвост, он покинул мёртвого волка и отправился в своё логово, находившееся в пещере. Что до осла, то он остался владельцем и господином горы, где долго и весело жил в своё удовольствие. Из моего повествования явствует, что ослы обитают в местах, обжитых человеком, тогда как львы - в необитаемых и заросших лесом; вот почему презренная тварь своими обманами и уловками взяла верх над неукротимым и гордым львом.
Сказка Ариадны, которую она рассказала с женскою обстоятельностью, пришла к концу. И хоть она была суховатой и несколько пресной, всё же любезное и достопочтенное общество не замедлило высказать величайшее своё одобрение. И дабы не был нарушен порядок, строго соблюдавшийся в предыдущие ночи, Синьора повелела рассказчице предложить положенную загадку. И Ариадна, без всякого промедления, отверзла уста и прочла нижеследующие стихи:
Предмет я длинный, твёрдый, некрасивый, Но женщинам служу немалый срок, Обнимут враз - на то они ретивы - Да и зажмут покрепче между ног. Готовы исколоть меня ревниво, Чтоб я податься никуда не мог. Что ж, разгадайте, дамы и девицы, И станем мы на мудрых вас дивиться.Загадка, прочитанная Ариадной, понравилась не в пример больше, чем её сказка, ибо подала повод к долго не смолкавшему смеху, так как все нашли её не слишком пристойною. Догадавшись, что их истолкование весьма далеко от истинного, Ариадна сказала: "Загадка моя, господа, означает всего лишь палку, на которой женщины свивают бечёвку; эта палка толстая и округлая, и женщины зажимают её между ног и, когда работают с нею, втыкают в неё иголки, поколачивают по ней и заставляют её держаться стоймя". Это остроумное объяснение было сочтено прекрасным, больше того, нанпрекраснейшим. Но Альтерия, заметив, что все, наконец, замолкли, поднялась на ноги и положила начало повествованию своей сказки, говоря так.