Приютка
Шрифт:
«Быстрее бы уже все заканчивалось, а то сил моих больше нет…» - подумала Анна, - «Сколько там, год и месяц осталось? И, что самое обидное, прошения не удовлетворяют, не дают раньше срока выйти. Как в камеру вернут, буду снова писать, хотя бесполезно это…»
* на каторгу
К весне 1889 года Анна успела пару раз устроить беспорядки в одиночке, так же, как и в одиночном заключении в Забайкалье, полежать на лавке и вполне заслуженно получить плетью, поскучать в карцере и все-таки успокоиться. Девушка решила, что
– Неужели ты не понимаешь, бесполезно тебе все это писать! – недовольно буркнул жандарм, принося Анне очередной отказ, - Я же тебе давал как-то раз характеристику твою почитать, неужели непонятно? Вроде, грамотная, читать-писать умеешь, а не понимаешь, что с такой характеристикой тебя никто раньше срока не выпустит.
Анна действительно однажды прочла в характеристике, что она «агрессивная, склонная к насилию и побегам», «регулярно подвергающаяся наказаниям со стороны администрации», а по словам жандармов из Забайкалья «категорически не желающая работать и совершенно неисправимая». Девица была не согласна с этими словами, о чем и писала в прошениях, однако, все это было бесполезно.
Пару раз Анна просилась отправить ее на работу, однако, начальство стояло на своем – девица не должна встречаться с другими заключенными. Сейчас она спокойна – так нечего провоцировать человека на новые беспорядки.
Но вскоре эту точку зрения пришлось изменить: чувствуя, что она больше не может находиться одна, без общения, девушка начала разговаривать сама с собой вслух и петь. Никакими усилиями прекратить это не удавалось, поэтому Анну решили перевести в общую камеру, к уголовникам. Там девица быстро адаптировалась, начала снова рассказывать сказку про пропавшую лошадку, остальные заключенные – все так же ей не верить, Анна – считать, что пусть лучше все думают, что она с этой лошадкой что-то сделала, чем знают, что она политическая. Заключенные сменяли друг друга, а Анна оставалась в централе. Девица выходила на работу, раскрашивала матрешек и начала обратный отсчет дней до освобождения.
Октябрь 1889 года. Последние дни своего срока Анна досиживала, буквально, считая часы. Девушка все ждала того момента, когда она вздохнет полной грудью на свободе. И вот, этот день настал. Получив на руки все необходимые документы и узнав, что деньги, заработанные ей за эти годы, были переведены на ее счет, девушка в сопровождении жандармов поехала в Москву.
Анна знала, что она должна будет отметиться в полицейском участке о прибытии, встать на учет и ждать дальнейшего маршрута, что ей делать дальше.
Всю дорогу девица плакала от счастья, ведь теперь она может начать жизнь заново, но вместе с этим ее беспокоило, как жить дальше и что делать?
– Анна Харитоновна Рядченко, освободилась 1 ноября сего года, - сказала девица в участке.
Участковый записал в журнале о прибытии девицы и сказал:
– Значит так, на фабрику больше не пойдешь.
«Уже хорошо», - подумала Анна, -
Понимая, что ей светит ссылка и выход на поселение где-то в более глухом месте, так как после каторги еще никого не оставляли в Москве, Анна грустно смотрела на жандарма.
– До весны 1891 года будешь жить в приюте и работать там нянькой, бесплатно, за еду, не получая зарплату, - сказал жандарм, - Это вместо ссылки, а то устроишь еще там чего-то. А потом – свободна, делай что хочешь.
О прибытии Анны в Москву сообщили Авдотье Исааковне и девушка прождала некоторое время в полицейском участке, пока за ней не придут.
– Мама! – плакала Анна, обнимая воспитательницу, - Вернулась Нюрка, как раз через три года. Не отпустили досрочно, все отсидела, от звонка до звонка.
– Доченька, - тоже прослезилась Авдотья Исааковна, - Я за тебя переживала, все думала, как ты там. Покажи хоть ручки, как они, нормально?
– Сошли следы от кандалов, еще два с половиной года назад, - ответила Анна, - Через три месяца, как их сняли. Мамочка, милая, простите меня за то, что я о вас плохо думала, пока жила в приюте. Думала, что вы сильно бьете. Нет, в Забайкалье, а потом в централе я поняла, что вы просто гладили аккуратненько.
Всю дорогу успокаивая Анну, которая постоянно плакала, Авдотья Исааковна привела девушку снова в приют и сказала:
– Сейчас посидим, поговорим, потом я покажу тебе твою комнату, где ты будешь жить и расскажу, что тебе предстоит дальше. А пока что посиди, отдохни.
– Хорошо, мама, - согласилась Анна.
========== Возвращение к прежней жизни ==========
Авдотья Исааковна показала Анне небольшую комнату, располагавшуюся рядом с прачечной и сказала:
– Ну вот, Нюрка, теперь ты тут будешь жить.
Анна оглядела комнату – обстановка была скромной, но к другому девушка и не привыкла: кровать, маленький столик, тумбочка и вешалка на стене.
– Если хочешь, можешь попросить дворника помочь тебе полочку для книг повесить, - сказала Авдотья Исааковна, - Ну как полочку, просто доску к стене прикрутить.
– Да и без нее хорошо, - радостно ответила Анна, понимая, что она снова дома.
Оставив скромные пожитки на кровати, Анна услышала слова воспитательницы:
– Загляни в тумбочку, там вещи, которые у тебя на фабрике были. А еще пошли на склад, тебе одежду подберем. Тебя же теперь снова на довольствие поставили, пару платьев без проблем можно выделить, да и обувь тоже новую бы не мешало.
– Спасибо, мама, - со слезами ответила Анна.
– Нюрка, не плачь, все хорошо, - ответила Авдотья Исааковна.
Когда девушке была выделена одежда, Авдотья Исааковна сказала Анне:
– Ань, садись, будем разговаривать. В общем, тебя вместо ссылки определили сюда работать нянечкой. Но бесплатно. Директора приюта вызывали в полицию, чтобы согласовать с ним это, он не против. Так же директор сказал, что раз ты будешь работать бесплатно, то чтобы тебя сильно не нагружали, поэтому на тебе одна группа, пятилеток. Чем нянечка занимается, сама знаешь.