Признание моджахеда
Шрифт:
— Нет! Это перечисление моих личных средств. Надо помочь зарубежному коллеге, попавшему в сложную финансовую ситуацию. Извините, назвать его имени не могу. Ситуация весьма деликатная, и я бы не хотел…
Жданов прервал Туркина:
— Борис Анатольевич! По-моему, я ясно объяснил вам, при каких условиях могут быть временно разблокированы ваши счета во время работы комиссии. Если вы не поняли, повторю. Мы можем допустить оплату только тех обязательств, которые закреплены договорами, заключенными до начала работы комиссии. Впрочем, я пошел бы вам навстречу, если бы сумма, названная вами, была
— Но мне необходимо перечислить деньги. Срочно перечислить. От этого зависит очень многое.
— Хорошо! Письменно, пожалуйста, изложите вашу просьбу с указанием данных о счетах, клиенте, которому собираетесь помочь. Доставьте документ ко мне. Посмотрим, что можно сделать. Ничего не обещаю, кроме того, что внимательно изучу вашу просьбу.
— Я не могу сообщить вам ни имя клиента, ни его счет! Понимаете…
И вновь Жданов прервал нефтяного магната:
— Не понимаю! И запрещаю какие-либо оплаты, не оговоренные особыми условиями на время работы комиссии. Надеюсь, вы поняли суть сказанного?
— Андрей Максимович…
— Все, Борис Анатольевич! И попрошу в дальнейшем без веских причин не отрывать меня от работы.
— Но у меня веские причины!
— Так изложите их в письменной форме!
— Не могу! Я…
— До свидания, Борис Анатольевич!
Жданов отключил связь.
Туркин также выключил сотовый телефон, бросив его на стол. Чертов прокурор! Что я должен тебе написать? Что с меня террористы требуют выкуп? Поспешил звонить. Надо было предвидеть реакцию Жданова и придумать вескую причину. Хотя… ничего не вышло бы. Любую его информацию Генеральная прокуратура обязательно проверила бы. И тогда к нему, Туркину, возникло бы еще больше вопросов. Но что же делать? Что делать? Необходимо разруливать ситуацию. Кто может повлиять на Жданова? Только Генеральный прокурор! А на Генерального… стоп… на Генерального может выйти Шахристов. Черт! Как же он забыл о будущем родственнике?
Туркин включил телефон, набрал номер высокопоставленного чиновника. Тот ответил:
— Слушаю тебя, Борис! Еще какие проблемы возникли?
— Да! Но это не телефонный разговор. Нам надо срочно встретиться и лучше где-нибудь вне зданий и машин!
— Даже так?
— Да, Эдуард, так!
— Добро! У меня есть пара часов до заседания Правительства. Подъезжай-ка ты, скажем, к Дому книги на Новом Арбате. Там, прогуливаясь, и поговорим.
— Выезжаю немедленно!
— Если что, подожди меня. Недолго.
Положив мобильник в карман, Туркин покинул здание и подошел к машине. Сев на заднее сиденье «Мерседеса», приказал водителю:
— К Дому книги на Новом Арбате!
Представительский автомобиль плавно отъехал от офиса.
Спустя сорок минут он остановился напротив книжного супермаркета. Остановился там, где стоянка для обычной техники была запрещена. Но на стекле «Мерседеса» нефтяного магната красовался трехцветный, под флаг России, пропуск с гербом Федерации посередине. Пропуск, позволяющий водителю автомобиля делать на дороге то, что остальным категорически запрещалось.
Туркин вышел из салона. Находившийся неподалеку молодой инспектор ГАИ, на всякий случай, отдал ему честь.
Бизнесмен закурил. Тут же сзади его «Мерседеса» остановилась
Шахристов подошел к Туркину:
— Пройдемся до ларьков, водички возьмем. Пить хочется.
— Пошли.
Купив бутылку минералки и отпив изрядную часть ее содержимого, Шахристов спросил:
— Ну что еще у тебя приключилось, Борис?
Туркин ответил, словно выстрелил:
— Валентина в заложниках у душманов в Афганистане.
Шахристов воскликнул изумленно:
— Что?!! Валентина в Афганистане?
— Да!
— Но… подожди… как она попала туда? Или… ее похитили здесь и переправили в Афганистан уже пленницей?
— Нет! Она добровольно поехала туда в составе съемочной группы своего гребаного телеканала.
— Как же ты разрешил ей подобное путешествие? Думал, куда отпускаешь? Ведь это же Афганистан, там война?!
— Да никто никуда и никого не отпускал. Валя обманула меня. Сказала, что едет в командировку куда-то, уже сейчас не помню куда, в какой-то российский то ли город, то ли поселок, в детский дом, вот, а сама… сама рванула за «бугор». Если бы я знал о ее истинных намерениях, то, естественно, никуда не отпустил бы.
Шахристов спросил:
— Бандиты уже связывались с тобой?
— Недавно. Около часа назад. Сначала говорила Валентина, потом какой-то местный афганский авторитет, назвавшийся Исмаил-Ханом. Он и затребовал за Валю десять лимонов.
— Десять миллионов баксов?
— Ну не рублей же! На хрена они в Афганистане? Как, впрочем, и в других странах.
— Сумма не сказать чтобы и большая. Исмаил-Хан мог бы затребовать и больше. Так заплати ему! Что для тебя какие-то десять лимонов?
Туркин тряхнул головой:
— Да я заплатил бы! Но у меня ж комиссия. Все зарубежные счета заблокированы.
— Вышли бабки из России.
— Меня предупредили, Эдик, чтобы не обращался в ФСБ, а перевод такой суммы с любого другого, внутреннего счета не останется без внимания безопасности. И что я им отвечу на вопрос, куда и почему отправил десять миллионов? И ладно бы все ограничилось одним вопросом. В конце концов, я манипулирую собственными средствами, но… ФСБ не успокоится, официально. В итоге чертов афганский Хан может расценить вмешательство ФСБ как мое к ним обращение за помощью. Значит, получится, я проигнорировал требования террористов. И вот тогда и деньги уплывут, и дочери я не увижу! Если бы не эта комиссия! И дернуло прокуратуру заняться холдингом именно сейчас?! Не могли хотя бы на неделю позже? Тогда я все успел бы сделать, чтобы вытащить из Афганистана дочь.
Шахристов заметил:
— Прокуратура прокуратурой, но, по-моему, тебе не к ней следует предъявлять претензии, а к собственной дочери. Ну да ладно. Что сделано, то сделано. Ты Жданова просил разрешить анонимную оплату?
Туркин кивнул:
— Просил!
— И что заместитель Генпрокурора?
— А ничего! О каких-либо частных перечислениях и слушать не захотел. Точнее, сказал, что готов рассмотреть просьбу, но потребовал полную информацию о сделке. Я же, сам понимаешь, раскрыть ее не мог. Вот и получается капкан.