Признание в любви
Шрифт:
— Но, мой дорогой Филипп, вам не следует верить всему, что вы слышали, — раздался голос позади него.
Филипп быстро повернулся и увидел монсеньора Эстобана, спускающегося вниз по лестнице. Большое кольцо с бриллиантом по-прежнему сверкало на его руке, волосы были завиты и напудрены, а пальцы сжимали кружевной носовой платок. За ним струился аромат лаванды, на губах играла светская улыбка.
— Монсеньор граф! — вскричал Филипп. Он бросился к старому джентльмену и в восторге сжал его в объятиях, вместе с его кружевным носовым платком. — Вы невредимы… Именно
— Удалось ли грабителю войти? — поинтересовался Эдвард Бьюмонт с легкой улыбкой, выражая свое удовлетворение по поводу невредимости эмигранта.
Монсеньор Эстобан провел гостей в гостиную и велел Жанне принести вина.
— Это она подверглась нападению, а не я, месье, — поведал он. — Негодяй пробрался через заднюю дверь и ударил ее по голове. К счастью, чепчик у нее был довольно толстый, а под ним — пучок волос. Жанна упала, потеряв равновесие, а когда преступник проник сюда, поднялась и побежала в Темперли за помощью. Я тем временем сидел вот здесь, за этим столом, и читал книгу. — Граф выдвинул ящик стола и показал пару дуэльных пистолетов. — Я открыл этот, ящик и вынул один из пистолетов еще до того, как преступник вошел в комнату, поэтому, когда он стал требовать от меня деньги, угрожая лишить меня жизни, я был вынужден ответить, что, к сожалению, это его жизнь находится под угрозой, а не моя. «Вот это, монсеньор, — сказал я ему, — дуэльные пистолеты. Я никогда не промахивался с десяти шагов, а вы от меня — в двух шагах». Он усмотрел резон в моих словах и ретировался.
— Так вы дали ему уйти? — с сожалением произнес мистер Бьюмонт.
Старый эмигрант улыбнулся.
— Он был моим врагом, — пояснил он, — но в то же время и моим соотечественником. Я помнил об этих двух вещах. И у меня были все основания считать, что он недолго будет оставаться на свободе. Плащ и шляпа, которые были на нем, слишком бросались в глаза. — Старик положил пистолет в футляр рядом с другим пистолетом. — Теперь я решил, что мне следует держать их заряженными, — заметил он. — Если бы джентльмен, который зашел ко мне прошлой ночью, понял, что они не заряжены, то вряд ли прислушался бы к моим аргументам.
Молодые люди рассмеялись, и после того, как выпили вино, мистер Бьюмонт сказал, что ему пора идти.
— У меня есть дело в городе, — сказал он, — которое требует моего присутствия.
Граф и Филипп остались вдвоем, и граф взглянул на лейтенанта с прежней теплотой.
— Мой дорогой друг, — произнес он, — Мне было очень грустно без наших шахматных баталий.
— Так давайте сыграем партию, — весело предложил Филипп. Он достал шахматную доску, коробку с вырезанными из слоновой кости шахматными фигурами и расставил их на столе.
Через полчаса игры рука хозяина, собравшегося сделать ход, вдруг замерла в воздухе.
— Я забыл! — с ужасом вскричал он. — Ведь вы снова в тюрьме, а Темперли находится за границей тюремной территории. Или комендантский час не действует для тех, кто снимает комнаты?
— Нет, монсеньор. Режим у меня такой же, как и был в замке.
— Значит, вы нарушили распорядок, когда пришли
— Но, монсеньор, мне надо было убедиться, что вы живы.
— Это неправильно. Честь — превыше всего, и тот, кто дает слово, должен его сдержать, несмотря ни на что. Именно поэтому я до сих пор храню верность королю Франции. — Граф разгневанно отодвинул шахматную доску, и фигурки посыпались на пол.
Филипп бросился их поднимать.
— Прошу прощения, монсеньор граф… Вы не хотите доиграть партию?
— Нет, не хочу. Вы очень обяжете меня, если покинете мой дом немедленно, лейтенант Кадо. Вы меня очень рассердили.
— Пожалуйста, примите мои извинения! — Но на лице лейтенанта мелькнула легкая улыбка, когда он укладывал в коробку последнюю фигуру. — Когда я могу вас снова посетить? — спросил он.
— Вам не надо ко мне приходить, монсеньор, — холодно ответил граф и добавил: — На днях я зайду к вам на квартиру и выпью с вами стакан вина. Но не обещаю, что это будет завтра или послезавтра, монсеньор.
— Понимаю, монсеньор граф. Но я буду ждать вас завтра утром — на случай, если вы все-таки придете. — Он повернулся к двери, однако его позвали обратно.
— Филипп, мой дорогой мальчик, — нежно проговорил граф. — Мне очень не хватает твоего общества, и я буду счастлив видеть тебя и разговаривать с тобой, но не ценой твоей чести. Обещай мне, что ты не нарушишь своего слова и не придешь сюда больше.
— Хорошо, обещаю. — А когда, улыбаясь, он уже и готов был уйти, в комнате появилась Жанна со старыми сапогами в руках: их голенища сзади были порваны снизу доверху.
— Это ваши сапоги, месье? — спросила она Филиппа. — Я нашла их возле ограды со стороны задней двери.
— Если они мои, то на них должно быть написано мое имя. — Филипп взял у нее сапоги и обнаружил свою четко написанную фамилию. — Теперь я понимаю, почему Гастон так стремился сдать их в ремонт! — воскликнул он. — Для того, чтобы отдать их Фуке! — Он с отвращением взглянул на сапоги. — Сейчас они уж точно нуждаются в починке. Возьми их, Жанна, и отдай первому встречному бродяге, который пройдет по этой дороге, с моими лучшими пожеланиями! — Он поклонился графу и ушел.
Старый эмигрант провожал Филиппа глазами до тех пор, пока тот не исчез из вида, а затем съежился возле камина, протянув изящные, в синих прожилках руки к еле теплящемуся огню.
— Вы любите этого молодого человека, — с осуждением промолвила Жанна. — И я тоже сильно привязалась к нему.
Граф печально улыбнулся, глядя на разорванные сапоги в ее руках.
— Не выбрасывай их пока, Жанна. Я пойду завтра в Доувертон, чтобы навестить лейтенанта, возьму их с собой, покажу сапожному мастеру, который делает обувь для сэра Темперли, и закажу Филиппу новые сапоги. Это возмутительно, — добавил он, с достоинством взмахнув надушенным носовым платком, — что офицер французской армии имеет лишь одну пару сапог.