Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— В Невермор? — Анка сделала безучастное лицо, но ей это очень понравилось.
Невермор — целая рассада молодых чудовищ всех мастей. А вкупе с Уэнсдей Аддамс и Ксавье Торпом… лучшее место для создания Идеального Брата.
— Анка, я так нервничаю! — крикнула Патрисия и вдруг схватила её за обнажённое запястье.
Непонятно, у кого глаза округлились больше. И всё же Анка постаралась поскорее схватить подругу за шею и стереть ей воспоминания. Но Патрисия оказалась проворнее — она отскочила, тяжело дыша. Её округлившиеся глаза покраснели и
— Что ты увидела? — Анка театрально прижала руки к своей груди.
— Н-ничего, — бросила Патрисия и вдруг застыла.
Анка тотчас бросилась через статичную иллюзию и успела поймать свою подругу.
Но стереть ей воспоминания о видении не удалось — она увидела слишком многое.
— Прости, больше я тебя не отпущу, — произнесла она, лишая француженку воли.
***
— Ты такая замечательная женщина, Оана, — обратилась она к преподавательнице академии для изгоев. Вампирша заулыбалась.
— Ты тоже, Джофранка. Столько нового узнала о своей родине! — улыбалась женщина.
Как удобно получилось — в Неверморе нашлась преподавательница из Румынии, очень добрая и доверчивая, а к тому же, как оказалось, лесбиянка. Даже не пришлось перевоплощаться в мужское тело, чтоб охмурить эту женщину. Которая так давно работала в Неверморе, что даже знала о целой сети тайных комнат. Полно мест, чтоб прятать тела.
Особенно в том зале, проход в который скрывался под тропинкой во дворе.
— Возможно, я тороплюсь… но я тебя реально люблю!
— Я тебя тоже, — соврала Анка, доставая при этом осиновый кол из рюкзака.
Пара мгновений — и больше Оана Мареш не мешалась.
***
— Будешь мне помогать, поняла? — сказала она, гладя Патрисию по шее.
Та лишь кивала. Но Анка понимала, что чаще всего непрактично использовать для убийств Патрисию. Она могла своей фигурой привлечь слишком много внимания. Но она умела создавать иллюзии.
***
— А кто тут по женским общежитиям разгуливает? — Анка подловила Ксавье, приняв облик Оаны, когда он в полночь выходил из комнаты Уэнсдей Аддамс. — Ксавье Торп! Сын нового директора… ай-яй-яй!
— Пожалуйста, мисс Мареш… никому не говорите… — стушевался парень.
— Ох, ну что ты. Никому не скажу, — она улыбнулась и коснулась его шеи сначала одной рукой, а потом и второй.
***
— Создай иллюзию цветов, — беззвучно молила Анка Патрисию, когда увидела сотни пчёл.
Хорошо, что связь с головами Торпов работала на любых расстояниях. Пускай и непродолжительное время. Но этого хватало на создание иллюзий для пчёл, или чтоб заставить Патрисию посылать Сольейт немного переделанные видения Ксавье. Чем больше Торпов в одном месте — тем лучше.
И что ещё хорошо — она могла и на мозги Аддамсов воздействовать. В случае неудачи — Уэнсдей Аддамс всё забудет. Главное — снять с неё кулон, иначе ничего не сработает.
Поэтому убивать руками Уэнсдей — неудобно. Пришлось бы постоянно то снимать, то возвращать побрякушку. Слишком много мороки. Много мороки доставлял
В слежке помогала и преданная вампирша Йоко. Анка сама не поняла, как так получилось. Но облик Патрисии Торп внушал девчонке благоговение.
***
Анка злилась. Как-то Патрисии удалось ускользнуть. Хорошо, что она знала, где её искать — в больнице, рядом с сыночком. Главное, чтоб она ничего и никому не разболтала. Анка могла только Торпам и Аддамсам почистить головы, когда дотягивалась до их шеек.
Патрисия вышла из палаты Ксавье, утирая слёзы. Интересно, что такого она разболтала своему ненаглядному сыночку?
— Ну, рассказывай, — Анка утащила подругу за угол и сделала вид, что кинулась в объятия. На самом деле воздействуя через шею на её сознание.
— Девчонку Аддамс похитят. И… я не помню, что было раньше, но иное. Но теперь Ксавье поедет за ней. Он её реально любит. Я ещё не видела такой любви. И я видела там Сольейт. Она отдала свою жизнь. Кому-то… они в опасности! Сольейт ключ… а девчонка-оборотень поможет, — и хотя Анка ничего не поняла из этого бреда, ей и не требовалось.
Всё необходимое она знала сама. Но раз надо привести Сольейт и оборотня — она это сделает. И сыграет помешанную на своих видениях. Нести любую слабо связную ерунду — и никто не догадается, что она никаких видений не видела.
— Ладно, идём, моя дорогая. Всё с твоим сыном будет хорошо…
***
— Так это была не Патрисия Торп… — Уэнсдей распахнула по-настоящему шокированные глаза и закашлялась.
Вокруг стояла удушающая сырость, полумрак и воняло воском. Всё тело же болело и оказалось обездвижено — чуть сфокусировав взор, Уэнсдей поняла, что лежит на холодном полу, а её руки скованы сзади тяжёлыми кандалами. Ноги просто связаны толстым канатом. Не лучшее положение для пробуждения.
— Да ты что, Уэнсдей Аддамс, — подняв взгляд и выпрямив спину, игнорируя возмущения в закованных руках, девочка заметила вторую пленницу — сальные патлы падали на осунувшееся серое лицо, в глазах полопались капилляры, заставляя красный белок контрастировать на фоне зелёной радужки, а под спортивным костюмом, казалось, отсутствовала вся плоть — словно там сидел только скелет.
Но мама Ксавье выглядела спокойной. Будто её накачали препаратами и оставили сидеть в небытии. Хотя для этого у неё взгляд смотрелся слишком осознанным. Возможно, она была спокойна по своим причинам.
— Анка Дюбуа обманула всех, — произнесла Уэнсдей, морщась от странного вкуса на языке. Горький, но вовсе не приятный, как крепкий кофе без сахара, а безжалостно кромсающий язык и словно поджигающий нутро, предварительно заполнив его бензином. Вкус обмана, разочарования и поражения. — Мы ошибались, — и почему Уэнсдей стало по-настоящему стыдно?