Призрачные дороги
Шрифт:
– Я с тобой.
Ну что же… Две пары глаз лучше одной.
Мне не терпелось узнать степень нашей свободы, и была ли она у нас вообще. А заодно удовлетворить любопытство. Меня очень заинтересовало, почему в замке вообще нет двора под открытым небом. Насколько я помнил, крылатой нежити крупнее фонарников в Пустоши не водилось. Во всяком случае, мне не попадалась. К чему тогда прятаться от солнца за камнями?
Мы с Рисом спустились на первый этаж. Там находились хозяйственные постройки: амбары, конюшни, птичник, кузница и мастерские. Несмотря на поздний вечер, в некоторых еще суетился народ. Люди.
Нам позволили сунуть нос везде, хотя без внимания, конечно, не оставили. Куда бы мы ни вошли, работа немедленно прекращалась – сервы бросали свои дела и начинали глазеть на незнакомцев. Должно быть, чужаки посещали замок нечасто, скорее всего – никогда. А вот вампиров мы встретили мало – всего трех.
Надо сказать, обитатели замка подняли у меня в душе противоречивые чувства. Ведь при желании… если бы люди захотели… они, пожалуй, уничтожили бы своих «господ». Почему сервы этого до сих пор не сделали… непостижимо. Знать, что ты – не более чем обычная пища, и спокойно это принимать?! Наверное, здешние люди подобны овцам, которые без пастухов и шагу не способны сделать.
Немного подумав, я решил не спешить с выводами: мир уже не раз и не два преподносил мне сюрпризы. Как бы и эта загадка не оказалась одним из них.
В одной из мастерских я увидел интереснейшую вещь: люди резали на ровные плитки тмарский сланец. Один из самых дорогих товаров в мире. И один из самых востребованных. Сланец цвета яичной скорлупы шел в основном на черепицу и плитку для пола. У этого не особо красивого камня было одно свойство, делающее его желанным и разорительным для кошельков. Тмарский сланец прекрасно удерживал на себе плетение заклятий. Они впечатывались в белый камень раз и навсегда. Более того – магия не слабела с годами, и ее было невозможно снять. Понятное дело, более-менее обеспеченные люди пускали на крыши и полы в домах именно этот сланец. Особенно на полы, потому что им, в отличие от черепицы, износу не было.
Но заинтересовал меня не сам камень… Просто до сегодняшнего дня я думал, что этот сланец добывают исключительно в княжестве Тмар, у самых берегов моря Мертвых.
Забавно… получается, наши соседи не гнушаются торговать с нежитью? Ну и дела…
Я взял в руки готовую плитку и с интересом перевернул.
Так и есть – вот она… печать северного воеводства! Интересно, какие еще нас ждут сюрпризы у упырей?
На осмотр замка ушло добрых два часа. Основным его населением все-таки оказались люди: их жилища занимали почти весь второй этаж. Андру не врал, говоря, что сервам живется неплохо. Внешне это выглядело именно так. Они были сытыми, здоровыми, носили хоть и простую, но крепкую одежду.
Впрочем, нашлась все-таки одна особенность, выделявшая сервов нежити из обычных людей. На шеях подданных нежити темнел рисунок. Знакомый рисунок. Такой легко найти почти в каждом доме Наорга. Фурка. Руна Ирия. Y. Вот только тут она была двойной – вторая Y была направлена рогами вниз.
Значение двойного символа я не знал, зато Рис оказался в курсе.
– Древний знак Мо, – нахмурился милитес, когда мы проходили мимо одной из дверей с точно таким же рисунком, нанесенным темным кармином.
Я усмехнулся – кто бы сомневался, что вампиры выберут кровожадного братца. Странно, что они про знак Ирия не забыли.
На
– Трехлучевая звезда и лунный крест, – ткнул пальцем в пол Лаланн.
Лунный крест я знал. Им часто пользовались в Приграничье как оберегом от нежити, посыпая пороги золой. Особенно зимой, когда с Пустоши в сторону людских селений расползалась всякая пакость. А вот значение звезды было мне неизвестно.
– Древний символ, – шаркнул носком сапога по темному камню Рис, – такой же древний, как символ Мо.
Я снова посмотрел на перевернутую фурку. Она сильно напоминала трехлучевую звезду, а та, в свою очередь, если немного изменить угол лучей – трехпалую метку демона. Единственное, что не поддавалось объяснению – двойная фурка. Ирия есть свет и добро. Ну еще возмездие за неправедные дела человеческие. Другие небожители – его соратники, помощники, глаза и оружие. А Мо… он такой же проклятый, как эта земля. Завистливый ко всему живому. Злой гений нашего мира, гораздый на козни и скорый на расправу. Ему даже поклонялись в отдельных храмах, когда отпевали умерших. Поклонялись в надежде, что демон отпустит душу покойника для перерождения. Мо был богом некромантов, черных магов, воров и иногда – алхимиков. Когда те работали с темными стихиями земли. Но до того, чтобы объединить символы двух извечных врагов в одном… до этого могли додуматься только вампиры! Точнее – самый хитрый из них.
Но больше всего меня поразил огромный черный круг на стене. Он играл переливами черной смальты. Перед монохромной мозаикой белым пятном выделялась статуя Ирия в его самой грозной ипостаси: с пучком дротиков в одной руке и жезлом в другой. Только жезл был не такой, как в наших храмах, а тоже в форме двойной фурки.
Я оглянулся на Лаланна, тот напряженно застыл, не отводя взгляда от черного круга.
– Рис… – позвал я, привлекая внимание.
Милитес повел плечами, словно ему внезапно холодно стало, и мрачно обронил:
– Видишь рисунок? Это Черное солнце. Знак изнанки мира. Его темной стороны. Знак ожидания, что Черное солнце заменит наше светило и вернутся изначальные Тьма и Хаос. Так сказано в Законах Ирия.
Я поморщился – не люблю подобных речей, тошнит меня от них. От пафоса всех этих великих предсказаний, законов, скрижалей, чтобы их сочинителям век перерождения не видать.
– Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, но боюсь, вы неправы, – раздался за нашими спинами приятный низкий голос.
Я обернулся: в дверях стоял вампир.
Наши настороженные взгляды незнакомца не смутили.
– Нет другого солнца. Оно одно. Восходит и заходит, проходя через все три мира. Черное солнце всего лишь символ, знак тайной божественной мудрости. Ирия знает нижний мир не хуже небесного, ибо живет сразу в обоих. – После этой фразы мужчина поклонился и представился: – Иолах Энер, жрец Ирии.
– Дюсанг Лирой, – поклонился я в свою очередь и, не услышав от Риса ни звука, повернулся в его сторону. Мой земляк застыл каменным истуканом, словно был не в силах ни двинуться, ни заговорить.