Призрачные дороги
Шрифт:
– Ты чувствуешь? Предсказание исполнилось – нежити больше нет: ни упырей, ни оборотней! Они все сгорели: Юсса уничтожила нечисть!
Глядя на искреннюю радость приятеля, Эли сам рассмеялся. Яир был прав – липкий холод, который чувствовался в Сырте, несмотря на все усилия победителей, исчез! Даже тяжесть множества смертей, давившая ежечасно на живых, и та ослабла. Теперь в Сырте можно было спокойно жить! И спокойно спать – в Эли проснулась надежда, что с ночными кошмарами тоже покончено.
Он сладко зевнул и сделал было шаг к дому, но дорогу перегородил Яир:
– Надо поговорить!
Грэзу
– Хорошо.
Маг горячо затараторил, сбиваясь от волнения на шепот с посвистом:
– Перестань мучить Рохани! Зачем она тебе?
До командира пятого стило не сразу дошло, что Яир говорит о боулу. Грэзу не желал запоминать имя той, с кем проводил ночи. Он помнил наказы жрецов: люди – всего лишь вещи.
– Она же боится тебя до потери сознания! – не дождавшись хоть какого-то отклика, снова пошел в атаку Яир. – Почему ты не можешь успокоиться? Что именно Рохани сделала нам плохого?! Почему ты…
– Подожди! – Эли резко оборвал друга. – Ты забыл, что ее никто не принуждал, не заставлял? Да и сейчас никто не держит!
Юноша даже не знал… посмеяться или разозлиться на такое нелепое обвинение.
– Вот и не обижай, – буркнул сокол, добавив: – Она хорошая.
Грэзу в ответ нахмурился:
– Да ты никак влюбился!
Но заметив, как покраснели у мага уши, вздохнул:
– Ты хоть понимаешь в кого? Это же боулу!
Яир тут же зло прищурился:
– Ну и что?! Чем, скажи на милость, мы с тобой лучше этой девушки?! Кроме того что мы сирин, а?!
Грэзу в ответ только сплюнул, развернулся и ушел обратно в дом – трудно что-то объяснять тому, кто отказывается понять простую истину: людям, даже самым безобидным, никогда не стать полноценными существами… Нельзя влюбляться в боулу! Нельзя считать их равными, потому что у людей нет настоящей души! Только сирин могут передать ее потомкам, иначе никак. Ведь если бы не клятва верности, Эли бы и клочка овечьей шерсти не дал за жизнь Яира, доведись ему забыться на одну-единственную ночь в объятиях этой Рохани! Как можно не понимать такой очевидной истины?!
Однако ночью, когда девушка хотела привычно скользнуть под одеяло, Грэзу толкнул ее к магу:
– К нему иди!
Боулу растерянно заморгала, замерла, с испугом переводя взгляд с Эли на Яира.
Юноше пришлось встать и за руку подвести ее к другу:
– Наслаждайся!
Яир покраснел, вскочил, обнял оцепеневшую девушку за плечи, повел вон и уже на пороге, обернувшись, беззлобно бросил:
– Дурак ты все-таки, Грэзу.
Эли махнул на сумасшедшего мага рукой – ссориться с приятелем из-за какой-то боулу он не собирался. Раз она так нужна Яиру, пусть получает. В конце концов, это сокола воспитывали в храме, кому как не ему разбираться в сущности людей?
Той ночью Яир не вернулся, а девчонка наутро щеголяла в сердоликовых серьгах, опутанных тонким и сложным плетением. Маг вложил все свои умение и знания в работу над украшением, превратил его в амулет, хранивший от всевозможных болезней. В том числе и от черной немочи.
Все свободное от дозоров время Яир теперь проводил рядом с боулу. Эли опасался, что так некстати вспыхнувшая любовь вызовет злость у кого-нибудь из драконов, но этого
– Ты хоть понимаешь, что взять ее с собой не получится?
Маг в ответ лишь неопределенно мотнул головой.
– Война предстоит долгая, многое может случиться, – продолжил гнуть свое дракон.
– Знаю, не дурак! – огрызнулся Яир, добавив: – Слушай, не гони ветер. И без тебя тошно!
Эли эту любовь не понимал. Никак не укладывалось в голове, как можно испытывать к людям что-то, кроме брезгливой жалости. Но и переубедить друга тоже не пытался. Просто понадеялся, что Рои с присущей ему прямотой прочистит мозги непутевому мальчишке и прогадал – сотник читать мораль не стал, зато на следующий день заставил свой майдж подняться на крыло и провести весь день в учениях. Видимо, решил, что свободное время не идет на пользу воинам.
Надо сказать, он был абсолютно прав.
Холодный ветер рвал полы платья Айелет, город, небо, далекая земля и горы – все потерялось в круговерти колючей метели. Охранники жрицы вот уже добрую четверть часа беспокойно переминались с ноги на ногу. Их снедала тревога за госпожу, но мешать ее размышлениям не хватало духу. А великая провидица все вглядывалась в темноту, высматривая что-то в бешеной снежной пляске, пытаясь набраться храбрости и сделать последний шаг.
От одной мысли, что от предначертанного не уйти, у жрицы свело холодом плечи, а во рту стало горько.
Страх пронизал всю ее сущность, и провидица беззвучно зашептала:
– Небесная матерь, я не могу… не могу!
В ответ на беспомощность ветер зло стегнул ледяными иглами по лицу, заставил женщину прикусить губу: богиня разгневалась на нерешительность служительницы.
Жрица глубже надвинула на глаза капюшон плаща, последний раз глубоко вдохнула ледяной воздух, неожиданно резко развернулась и быстрым шагом подошла к дверям. Стража послушно расступилась. За многолетнюю службу охрана научилась угадывать настроение ока Юссы по движениям. Сейчас каждый стражник побился бы о заклад собственной головой, что великая Айелет гневается. Но им было невдомек, что гнев этот направлен на саму себя.
Она должна, должна пересилить себя! Слабость непозволительна! Только не сейчас!
Воздух, прогретый множеством печей, пропитанный благовониями, принял жрицу в теплые объятия, превращая снег на мехе в прозрачные капли.
Женщина дернула пряжку застежки, уронила плащ в заботливо подставленные руки прислуги. На плечи тут же легла накидка из тонкой шерсти.
– Принесите горячее вино и ужин, – приказала пророчица, перешагивая порог своих покоев.
Она привычно поклонилась изображению Юссы, подошла к печке и приложила к горячим изразцам озябшие руки, да так и осталась. Глубоко задышала, выравнивая сбившееся дыхание. Со стороны казалось, женщина просто задумалась, на самом деле ее душой овладели отчаяние и безысходность. Потому что выхода не было. Айелет придется покинуть Гилу и снова оказаться там, где живут боулу.