Призрак Фаберже
Шрифт:
Люсиль указала на окно, выходящее на Семьдесят третью улицу, затянутое прозрачной виниловой пленкой с морозным узором. Казалось, стекло покрыто инеем, также как наряд Снегурочки. У окна стояла стеклянная витрина, которую Саша уже видел на балу. Рядом висела увеличенная репродукция с фотографии, сделанной дедушкой. Композицию завершали горы цветов. Открыв витрину, Саша осторожно поставил статуэтку в центр вращающейся подставки и, набрав на панели код, включил сигнализацию.
Снегурочка закружилась в танце, на ее сарафане вспыхнули бриллианты, у ног заискрилась зелень травы. Все в комнате дружно зааплодировали.
— А
— Что это? — изумился Саша?
— Римский-Корсаков, — пояснил молодой человек. — Увертюра к опере «Снегурочка». К концу торгов эта музыка будет преследовать нас даже во сне.
Виновато пожав плечами, Саша отправился к себе в отдел.
Когда он вошел в комнату, Анна говорила по телефону. Автоответчик на его столе был забит сообщениями. Какие-то два коллекционера. Директор собрания Форбс. «Таун энд кантри». Вартский. Галерея «А-ля вьей Рюси». Дама, утверждающая, что у нее есть точно такая же фигурка. Уведомление о том, что пресс-конференция начнется в четыре часа в главном торговом зале. Последней позвонила пожилая женщина, сообщившая, что ее зовут Анастасия и она хочет, чтобы ей вернули ее любимую куклу. У Саши глаза полезли на лоб.
13
последний удар (фр.).
На столе лежали две записки от Анны: «Звонила Виктория. Просила перезвонить ей домой» и «Позвони Дмитрию, срочно, он хочет пригласить тебя на ужин. P.S. Постарайся его не огорчать. Это очень важно. А.».
Саша недоуменно прищурился.
— Ну наконец-то пришел. Телефоны просто разрываются. Где ты был? — В дверях стояла Анна, упершись руками в бока.
— Выставлял статуэтку в приемной. Я нахожусь здесь с половины девятого.
— Ой, извини. Слава Богу, что хоть один из нас вспомнил. У меня голова идет кругом. Здесь просто какой-то сумасшедший дом. А теперь угадай, что у меня есть, — с улыбкой произнесла Анна.
— И что же?
Подойдя к столу, она положила на него листок бумаги. Саша быстро пробежал русский текст, легко разбирая изящный почерк. Это был итоговый счет за Снегурочку. Саша был потрясен.
— Анна, это просто замечательно! Имея номер заказа, мы легко найдем счета, где указаны имена всех мастеров, работавших над Снегурочкой, и затраты на материалы. Теперь мы сможем изучить все досконально!
— Вот для этого ты и поедешь в Россию, мой дорогой. Геннадий просил ему помочь. Мои поздравления. Уверена, что ты справишься, — широко улыбнулась Анна. — А пока придется потрудиться. Ты можешь обзвонить всех этих людей? Мне нужно заняться пресс-релизом.
Саша с улыбкой кивнул. Россия. Он не был там уже больше года, и вот подвернулась такая возможность! Он стал обзванивать дилеров, желавших посмотреть фигурку. Самое большое опасение ему внушали Шафферы из галереи «А-ля вьей Рюси». Они были непростыми ребятами, но в своем деле не имели равных. Их фирма продавала изделия Фаберже еще тогда, когда был жив мастер. Под конец с тяжелым вздохом он позвонил Дмитрию.
— Отель «Марк», Нью-Йорк. С кем вас соединить? — поспешно спросили на другом конце провода.
— С Дмитрием
В трубке заиграла музыка Вивальди.
— Извините, но господина Дурасова нет в номере. Ему что-нибудь передать?
— Передайте, что звонил Саша Озеровский. Он может найти меня…
— В русском отделе «Лейтона». Да, сэр, он ожидал вашего звонка. Попробуйте позвонить ему на мобильный. Он сказал, что у вас есть его номер.
— Хорошо, спасибо, — несколько растерянно произнес Саша.
— Не стоит благодарности. Спасибо за звонок.
Саша повесил трубку.
В дверь просунулась голова Анны.
— Саша, там внизу дама из лондонских «Сокровищ Невского дворца». Ты не можешь с ней поговорить? У меня телефонное интервью с «Конэссанс де артс».
Саша спустился вниз.
У стойки ждала Лидия Крейн. Увидев Сашу, она просияла.
— О, Саша! Какой приятный сюрприз! А я думала, что придет Анна.
— Это лучшее, что я услышал за сегодняшний день, — вежливо ответил Саша. — Вы не хотите посмотреть статуэтку в отдельной комнате?
— С удовольствием, — ответила Лидия. — Меня страшно интересует эта вещь. Вот, решила приехать сюда, не дожидаясь, пока ее привезут в Лондон. Кстати, у меня для вас кое-что есть. Обычно мы воздерживаемся от таких шагов, но поскольку эта вещь принадлежала вашей семье, думаю, мои сведения тебе пригодятся.
Саша проводил Лидию в одну из просмотровых комнат и вернулся за статуэткой. Пришлось отключить сигнализацию и оставить в витрине записку: «„Лейтон“ приносит свои извинения за временное отсутствие лота». Саша вздохнул. Сегодня ему придется проделать это не один раз.
Лидия взяла Снегурочку в руки, и глаза ее заблестели. Вынув лупу, она осмотрела эмаль, металлические детали, искусно вырезанные лицо и руки. Выразив восхищение оправой драгоценных камней, она тяжело вздохнула.
— Просто замечательно, — сказала она, ставя фигурку на стол. — Никогда не думала, что увижу ее снова.
— Снова? — переспросил Саша.
— Мой отец приобрел ее у советского правительства в 1921 году, когда оно продавало национализированные ценности на Запад. Этим занималась Государственная антикварная комиссия. Тогда он сумел купить Датское юбилейное яйцо, Яйцо-тачку и вот эту Снегурочку.
— Но ведь те два яйца утрачены — никто не видел их после революции, — возразил Саша.
— Совершенно верно. Отец продал все три предмета одной немецкой семье. После войны они рассказывали отцу, что эти вещи хранились в сейфе их берлинской квартиры…
Саша побелел как полотно. Продал все три предмета одной немецкой семье. Вполне возможно, что клиент Дмитрия не является хозяином фигурки. Саша постарался скрыть замешательство.
— А императорские пасхальные яйца у них сохранились? — быстро спросил он, стараясь казаться спокойным.
— …их берлинской квартиры, которую разбомбили во время авианалета в 1945 году.
— Понимаю, — произнес Саша, печально склонив голову. — Значит, яйца погибли?
— Так считается. Когда мы позвонили наследникам, чтобы выяснить, кто продает фигурку, они удивились, что она сохранилась. Они были уверены, что все три вещи погибли при бомбежке, и даже не стали заявлять на них права. Последний раз я видела Снегурочку, когда мне было тринадцать, в 1938 году. Очень рада, что она цела. Вот только одна небольшая деталь.