Призрак колобка
Шрифт:
Мы вперились в окно, надеясь на чудо, на встречные сообщения, на… Тоня вжалась в меня и отвернулась от окна, уткнувшись, чтобы не видеть, в мою куртку. Через три минуты, как в немом кино, огоньки вдали, на шкуре змея вдруг разом перепутались и погасли, и тогда вся местность озарилась ярким пламенем. Вспышка почему-то была очень сильной, как у сварки или дуговой печи. Через секунду до нас докатился грохот, и зарево пожарища погасило звезды и редкие, тусклые отсветы далекого города.
– Все, – сказал я.
– На лошадке… – жалобно заскулила Тоня, не глядя на меня. – Перевяжем, наложим шины.
– Там
Было час ночи.
Без пятнадцати два валы шелохнулись. Я таскал, как заведенный танк, как бешенный мотобот, из подвала дырявой сетью – ведром найденное там в лохани черное, протухшее машинное масло, лил в шестерни, вис на кронштейнах и ручных лебедках, бил ломом и опять таскал масло. Несчастная Тоня бегала за мной со свечкой и предупреждала, где порожек и где не споткнуться. Без пятнадцати два шестерни поползли.
– Петенька, – схватила меня за руки моя девушка. – Если ты не хочешь этого края… совсем не хочешь. Так тебе не нужно перекрывать воду и ломать трубу. Наоборот, дорогой, наоборот. Пусть будет яма. И мы тоже пойдем в нее. Как все.
– Да, – ответил я чуть дыша и стирая масло со лба, – пусть. Пусть яма. А как же мама! Мне поручили умные люди альтернативу. И я испробую этот путь. В яму – всегда успеем.
И я бросился грудью на рычаг подъемника, Тоня былинкой повисла рядом. Балда заслонки медленно поползла вниз. Я притащил и вылил еще три ведра гнилого масла. Рычаг прокрутился еще на пять оборотов. В зев трубы вцепилась заслонка наполовину, ну чуть больше. Без десяти два все уперлось в плотную ржавчину нижних зубьев.
– Надо уходить! – крикнул я. – Здесь опасно.
– Я не пойду, пусть, – ответила мне дура. – Пусть, раз такая жизнь.
– Лошадку надо спасать, – заорал я, схватив рюкзачок, и потянул идиотку вниз.
Антонина бежала за мной, падала, скользила по ступеням тряпичной куклой. Мы даже успели поставить лошадь в телегу. Пять-семь минут нам подарила неразбериха на восточном крае неиссякаемого пресного моря. Метров с двухсот мы увидели, как далекий гул стал приближаться к кордону. Это мчался водопад из глубокого подземного царства Аида.
Но перед гидроударом случилось непонятное, я не могу все это объяснить. Геодезия, космогония, картография и теория плавающих литосфер отдыхают. Почва недалеко от нас, и почти рядом, взялась коробиться, покрываться рваными трещинами и местами проваливаться. По необъяснимым законам сцепления пластов – глин, песков, торфов, щебней, известняков и суглинков, вдруг вздыбливались холмы и проседали грунты, опадали стометровые промывы, и по тонкой, жалкой почве ползли деревья и холмы.
Мы зачарованно, окруженные столпотворением, застыли. Наконец вода ударила в задвижку. Родной 37-ой кордон стал осыпаться карточным домиком, будто скроенный из карт-пятиверсток. Огромные полосы инвестиционной трубы лопались с оглушающим треском и наползали одна на другую, как влюбленные черви. И крести. Что было виной расползающейся трубы: вода ли, встретившая сталь полузакрытого запора, расползание грунтов, смертельная смычка товарняка с поездом надежд или высосанная до дна земля – это уже не нашего ума дело.
Мы уходили, уводя тихую лошадку под уздцы, обходя провалы, трещины и кипы вскинутого
Мы шли и шли, а, выйдя на относительную землю, сели в телегу и поехали прочь от тех мест, окуда чуть пробивался рассвет. Нашли какую-то лесную дорогу, и лошадь сама, без понукания, поплелась дальше.
– Умная лошадка, – тихо плача, сказала Тоня.
– А то, – поддержал я подругу и обнял за плечи.
Чуть светало. Лес кончился, дорога вилась по перелескам, мимо сухого болотца, среди кривых дубов. В зелени вскочили птицы и затеяли шумный разбор событий. Теплое солнце этого раннего мая чуть нагрело верхушки осин и берез. Тонкие сосны наклонились к востоку, приманивая тепло и скрипя на холодноватом ветру голосом старухи Доры.
Тоня порылась в рюкзаке, вытащила батистовый платочек и деловито высморкалась.
– А что это? – из сумки вывалилась смешная игрушка, подаренная мне толмачек. Слепой экран плоской таблетки зеркально смотрел на нас. Тоня приложила ладонь, потом сунула мне. Я тоже приложил. На экранчик выпрыгнуло старое фото. Паренек лет пяти в странных пестрых трусах и майке застенчиво позировал, стоя по щиколотку в траве на опушке небольшого леска. Видно, снимал его кто-то из родных, близких и любимых людей, так он улыбался, нежно и дружелюбно. На голове его белым голубком топорщилась глупая панама.
– Ой! – воскликнула Тоня. – Вылитый ты, так здорово, – и я, стесняясь, погасил ладонью экран.
Впереди, справа от дороги на стыке поля и лесной поляны показалась дырявая крыша кривого домишки. Покосившееся строение окружал сад из крапивы, двухметровых лопухов и старых яблонь, на одной из которых в эту пору позднего сентября еще ярким новогодними шарами горели прекрасные, отсюда видно – сочные, яблоки. В домике, видно, давно-давно никто не жил. Нас встретила лишь изрядно одичавшая кура, за которой высунулись из травы два-три бегающих желтых шарика.
– Что это тут, Петенька? – спросила Тоня, резво спрыгивая с телеги.
«Прекрасное кладбище, – подумал я, памятуя, впрочем, об учителе Акиме. – Да, место тихое. И очень бы славно похоронить здесь любимого Акима. Вон там, под корнями развесистого цепкого дуба будет покоиться его легкий прах. Весной корни нальются бродящими стремительными веселыми соками и потянут учителя вверх, через упрямый кривой ствол по упругим жестким ветвям – к листьям, звенящим на ветру днем и шепчущим молитвы к ночи. И учитель вновь встретит солнце, а вечная душа его встрепенется и ласково заговорит с нами. Тут можно и дописать в книгу с картинками послание пришельцу. Вот только, где добыть симпатических чернил, – прикинул, глядя на лопухи».
– Это наш Запад, – ответил я уверенно и безаппеляционно.
– Ну и хорошо, – Тоня обняла меня и прижалась. – Петя, а если у нас будет много деток, поедем проведать маму?
– А как же, – ответил я дурашке.
На божий свет уже выбрался сияющий июньский день. Восторженно заливались звуками запойные мелкие птицы, по небу беспечно колыхались ковчеги облаков, а рядом шуршали зелеными веками верхушек стройные сосны. Мы взялись за руки и тихо направились к до…