Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Шрифт:
На них обратил внимание и Николай.
— Зима на носу, а они трубы чистят? — не без удивления заметил он.
— Странно. Чтобы это значило? — насторожился Дмитрий.
— Но не летом же делать, когда не топят, — более спокойно отреагировал Павел.
— Так-то оно так, но почему без ерша?
— Действительно, — задумался Дмитрий над вопросом Николая.
Ответа он так и не услышал. Дверь аптеки открылась, и на улицу выскочил мальчуган. Долгое ожидание утомило непоседу, он воинственно набросился на рыжего кота, нацелившегося
— Внимание, ребята! — призвал Дмитрий и подобрался.
На пороге аптеки появилась дама, а за ней проглянула благодушная физиономия Люшкова. Чжао творил чудеса, избавив предателя не только от болей, а и вернув свежесть после вчерашнего загула в ресторане «Тройка». Павел напрягся, рука скользнула в карман плаща и проверила пистолет. Холод металла придал уверенности, и он, как пловец перед прыжком в воду, глубоко вдохнул и взялся за ручку дверцы.
— Мы рядом, Паша. Все будет нормально, — заверил его Дмитрий.
— Я пошел, ребята, — глухо обронил он.
— Удачи, Паша! — пожелал Николай и перекрестил его вслед.
Ольшевский ступил на тротуар и не почувствовал под собой ног. Его охватила необыкновенная легкость. Напряжение, несколько мгновений назад владевшее им, исчезло. Все его существо было подчиненно одной цели — дойти до аптеки и там спустить курок. Строительные леса скрыли Люшкова, и ему пришлось сойти на мостовую. Боковым зрением Павел наблюдал за рабочими, копошившимися на строительных лесах, — они не прерывали работы — и прибавил шаг. До предателя оставалось чуть больше тридцати метров. А тот не подозревал о грозящей ему смертельной опасности и беззаботно болтал с брюнеткой.
«Один, два, три», — мысленно отсчитывал шаги Павел и уже никого и ничего не замечал, кроме Люшкова.
— Эй, глаза протри! — раздраженный окрик сбитого им прохожего не остановил его.
— Ах ты, негодяй! А ну, стой! — взвился оскорбленный толстяк…
— Он? Долговязый? — одновременно воскликнули Клещов с Соколовым и приникли к окну.
— Кучерявый. Горбоносый. Каланча пожарная. Припадает на левую ногу, — повторял вслух приметы Клещов.
— Ну, шеф! Ну, голова! — Соколов поразился прозорливости Дулепова.
— А ты как хотел, Савелий?
— Чего ждем, Мефодич? Пора! — рвался тот на улицу.
— Не гони лошадей.
— Люшкова же кокнут!
— Туда ему и дорога.
— Как?
— Приказ шефа. Ждать до последнего, пока все гады из нор не повылазят. Разом прихлопнем! — рычал Клещов и не спускал глаз с Долговязого.
Павел не подозревал, что с каждым шагом кольцо засады все плотнее сжимается вокруг него. Ему оставалось пройти десяток метров и разрядить в Люшкова обойму.
«Пора!» — нашептывал Павлу один внутренний голос.
«Смотри, чтоб не получилось, как в прошлый раз. Подойди поближе!» — сдерживал другой.
«Куда еще? Стреляй! Пора!»
Перед глазами Павла возникло
Павел выхватил пистолет из кармана плаща, стремительно шагнул к предателю и вскинул руку. Их взгляды сошлись. Глаза Люшкова раскатились на пол-лица. Он, как завороженный, таращился на ствол, а рот распахнулся в беззвучном крике. Павел нажал на спусковой крючок и не услышал выстрела. Злая судьба снова подставила ему ножку — пистолет дал осечку.
— Генрих! — истеричный женский вопль взорвал спокойствие улицы.
Брюнетка, потеряв от страха голову, заметалась между машиной и Люшковым. Павел лихорадочно передернул затвор и вскинул пистолет, пытаясь поймать цель. Но на его пути живым щитом встала женщина. Люшков вцепился в нее мертвой хваткой, пятился к машине и истошно вопил:
— Котов, стреляй! Стреляй!
В следующее мгновение улица взорвалась командами, ревом машин и топотом ног. Филеры Клещова брали разведчиков в кольцо.
— Взять живьем! Живьем! — надрывался Дулепов.
Павла захлестнули ярость и злость. Он видел только одного Люшкова — цель, перед которой все остальное меркло. Тот пытался втиснуться в машину. Но ему мешала брюнетка; она висела на нем неподъемной гирей. Ударом кулака Люшков сшиб ее на мостовую и нырнул в «опель». Павел нажал на курок. Грохот выстрела слился с отчаянным детским криком. Он обернулся. На него огромными, вмиг повзрослевшими глазами, смотрел мальчик и молил:
— Дяденька, не надо! Не надо!
Павел пришел в замешательство. Рев двигателя и визг колес заставили его действовать. Он вскинул пистолет и начал стрелять. Заднее стекло на «опеле» разлетелось вдребезги, серая сыпь пробоин покрыла кабину, внутри кто-то пронзительно вскрикнул. Машина с Люшковым, вильнув, врезалась в стену сапожной мастерской. И здесь в дело вступили филеры Клещова. Они открыли огонь по Павлу. Он откатился под защиту крыльца. Их выстрелы становились все прицельнее и не давали ему поднять головы. Но тут подоспела помощь. «Форд», прорвав оцепление, поравнялся с ним, задняя дверца распахнулась, из нее высунулся Дмитрий и крикнул:
— Прыгай! Прыгай!
Павел нырнул в машину и распластался на заднем сиденье. Николай нажал на газ, а Дмитрий с двух пистолетов отстреливался от погони. Вслед раздалась бешеная пальба, ее заглушил взрыв гранаты — это вступили в бой ребята из группы прикрытия. Они приняли огонь на себя и отсекли погоню. Николай давил на газ и все дальше уходил в отрыв. Вскоре стрельба и истошные вопли стихли. Павел пришел в себя и только тогда почувствовал, что ранен в плечо. На плаще проступило бурое пятно, его заметил Гордеев и спросил: