Призрак Проститутки
Шрифт:
— М-да… не выйдет… развязка сомнительна… не сходится… надо подпалить Вольфганга… — И это было все, что он произнес за полчаса, прошедшие после взлета. Потом наконец обратился ко мне: — Можешь сбросить со спины аппарат.
Я кивнул. Прошел в хвост самолета, снял аппарат и вернулся к ним. Однако не успел я вручить Харви магнитофон, как он поднял на меня свои выпученные, налитые кровью глаза.
— Малыш, а сколько пленок я тебе дал?
— Две, сэр.
— Где же вторая?
— В моей дорожной сумке.
— Достань ее.
— Мистер Харви, сумка-то у Сэма в машине.
Сумка, возможно, и была в машине, но пленка, на которой был записан
— А там ничего случайно не записалось? Никакого ненароком оброненного замечания?
— Нет, сэр.
— Значит, пленка чистая?
— По-видимому, да.
— Давай посмотрим, что у нас тут есть. — Он прокрутил свой разговор с Геленом от начала и до последних слов Гелена. Запись, однако, получилась нечеткая, с каким-то странным эхом. Порой казалось, что где-то скрипит качалка.
— На Ферме тебя не учили сидеть неподвижно, когда на тебе записывающее устройство?
— Нет, сэр, не учили.
— Лучше всего я слышу, как потрескивают твои позвонки.
— Хотите я расшифрую запись?
— А у тебя на квартире есть машинка?
— Дассэр.
— Тогда я тебя там высажу.
— А не проще сделать это в конторе?
— Да, — сказал он, — но я высажу тебя у твоей квартиры. — И, произнеся это, принялся внимательно меня изучать. — Хаббард, — неожиданно проговорил он, — окажи сам себе услугу.
— Дассэр.
— Не выходи из квартиры.
Я метнул взгляд на К.Г. Она кивнула. До конца полета ни один из нас не произнес больше ни слова. И Харви не попрощался, высадив меня у моего дома. Часа через три он позвонил.
— Запись готова? — спросил он.
— Наполовину.
— Голоса ясно различаешь?
— На восемьдесят пять процентов.
— Постарайся, чтоб было получше.
— Дассэр.
— Сэм звонил из Бад-Хершфельда. Отчет о поездке обычный. Никто из ФСИ не следовал за ним.
— Дассэр.
— Я велел Сэму осмотреть твою сумку.
— Конечно, сэр.
— Он не нашел никакой пленки.
Я молчал.
— Представь объяснение.
— Сэр, объяснений у меня нет. Должно быть, я потерял ее.
— Никуда не уходи из квартиры. Я сейчас буду.
— Дассэр.
Как только он повесил трубку, я так и грохнулся на стул. Боль пробежала по моему мочевому каналу, словно его пронзила адская игла. Я глотал столько таблеток пенициллина, что малейшая неприятная мысль могла вызвать у меня рвоту. Я погрузился в колодец мрака, столь же глубокий и темный, как черные провалы берлинских улиц, казалось, указывавшие только на один возможный конец. Моя квартира еще усугубляла это настроение. За исключением Дикса Батлера, с остальными соседями по квартире я не соприкасался, потому что мы были либо на работе, либо кутили, либо спали каждый в своей спальне. Я был лучше знаком с запахом их пены для бритья, чем с их голосами. Однако, проведя три часа за восстановлением разговора Харви с Геленом, я просто не мог больше сидеть на месте.
Я начал обследовать квартиру и за двадцать минут узнал о моих соседях больше, чем за два месяца. Поскольку раньше я не прерывал повествования, чтобы описать их, не стану делать это и сейчас, скажу лишь, что в каждом поразительная аккуратность сочеталась с разгильдяйством. Один из них — шифровальщик Элиот Зилер, — внешне педант до мозга костей, жил в комнате, где грязное белье валялось вместе с грязными простынями и одеялами, и тут
Я сказал себе: «Непременно опишу все это Киттредж», а подумав о ней, вспомнил про Проститутку и соответственно про Харви, а отсюда — и про то, в какую я попал кашу. Неудивительно, что я смотрю, сколь аккуратны или неаккуратны мои соседи по квартире: я пытаюсь найти оправдание собственной беспечности. Никогда еще эти обшарпанные, а когда-то богатые большие комнаты с тяжелыми дверями, массивными притолоками и высокими потолками не давили так на меня. Смертью мечты о пышности, владевшей прусским средним классом, веяло от выцветших ковров, от этих мягких кресел со сломанными ручками, от длинной софы в гостиной с ножками в виде когтистых лап — одна из них отсутствовала и была заменена кирпичом. «Неужели ни одному из нас не пришло в голову повесить тут какую-нибудь картину или плакат?» — спросил я себя.
Прибыл Харви. Он аккуратно постучал. Два резких стука в дверь, пауза, два негромких стука. Он вошел, оглядел все комнаты, словно полицейская собака, обнюхивающая незнакомое жилище, затем сел на сломанную софу и из-под левой подмышки достал «кольт». Потер подмышку.
— Неудачная кобура, — сказал он. — Та, которую я обычно ношу, у сапожника-фрица. Надо было ее прошить.
— Говорят, у вас больше ручного оружия, чем у любого другого сотрудника Фирмы, — заметил я.
— Пусть поцелуют мою королевскую петунию, — сказал он.
Он взял «кольт» с софы, на которую его положил, открыл механизм, крутанул барабан, вынул пули, осмотрел каждую, затем каждую вложил на место, отвел курок, повернул барабан, поставил курок на место. Соскользни его большой палец, и револьвер выстрелил бы. Эта процедура вывела меня из депрессии.
— Хотите выпить? — спросил я.
Вместо ответа он рыгнул.
— Дай-ка посмотреть запись того, что наговорил Гелен.
Он достал из нагрудного кармана фляжку, приложился к ней, не предложив мне, и снова сунул ее в куртку. Затем пером с красными чернилами выправил сделанные мной ошибки.
— Подобные разговоры я помню от «а» до «я».
— Такая уж у вас способность, — сказал я.
— Ты вполне прилично справился с заданием.
— Я рад.
— И все равно ты сидишь по уши в дерьме.
— Шеф, я, право же, не понимаю. Это имеет какое-то отношение к СМ/ЛУКУ-ПОРЕЮ?
— Твой хитренький сценарий, похоже, не выдерживает критики. Мой человек в МИ-5 в Лондоне считает, что МИ-6 предложила Крейну морковку, которую он до сих пор и жует. — Харви снова рыгнул и сделал глоток из фляги. — Сукин ты сын, остолоп, — сказал он, — как тебя угораздило в это влезть?