Призрак Проститутки
Шрифт:
Известно, что мужья и жены обнаруживают любопытные совпадения отдельных эпизодов своего детства: мы с Киттредж оба видели наших родителей в акте любви. Точнее, мы видели в таком состоянии троих из четверых наших родителей. Тит и Лавиния, вместе взятые, потеряли три из своих четырех рук. Подобная аналогия, я уверен, бессмысленна, если не считать того, что числа имеют свою логику, и Огастас Фарр, возможно, отправился на прогулку в ту самую ночь, когда доктор Гардинер и его Мэйзи углубились в тот тайный мир, что расположен ниже пупка.
6
Я снова приехал в Крепость в июне на свадьбу Хэдли Киттредж Гардинер с Хью Тремонтом Монтегю. Среди собравшихся на это торжество добропорядочных семейств, приезжающих на лето в Мэн, были мой отец и мачеха, мои братья, мои дяди, тети и кузины.
В мои намерения не входит распространяться о букетах, выбранных Мэйзи, или о строгом характере церемонии в нашей епископальной церкви — церкви Святой Анны из Троицы в лесах (которую с начала века исподволь критикуют за скудость пресвитерианской атмосферы), — и, конечно же, я недостаточно умудрен для описания парчового платья невесты. Я говорю о свадьбе лишь потому, что она подтвердила мои подозрения: я влюбился в Киттредж, и это была крайне нерасточительная, самой собой питающаяся чудесная любовь, какую только может испытывать молодой человек. Долгое время это стоило мне лишь жалости к себе, родившейся в день свадьбы из вздоха глубочайшей меланхолии. Я был влюблен в красивую блестящую молодую женщину, вышедшую замуж за самого элегантного и ограниченного мужчину, какого я знал. Надежды у меня не было никакой, но до чего же прекрасна любовь!
Мистер Даллес, казалось, был согласен со мной. Вскоре после того, как мы вернулись в Крепость и сели за стол, он встал и произнес первый тост (прежде всего как директор ЦРУ). Я до сих пор помню, как деликатно и одновременно с каким серьезным видом он держал бокал.
— Греко-римская концепция здорового духа в здоровом теле нашла свое воплощение в нашем славном доблестном коллеге Хью Тремонте Монтегю, — начал свою речь Даллес. — Собственно, если бы не одно обстоятельство — расточительность, — черта, присущая также и мне (нет, в этом он, пожалуй, меня превзошел), — расточительность, с какою он расстается со своей некогда богатой шевелюрой, мы имели бы перед собой идеального человека. — Вежливый, но никак не вымученный смех пробежал по комнате. — Тех немногих из вас, кто не знаком с легендой о его героических подвигах в Управлении стратегических служб во время войны, прошу поверить на слово. Да и его деяния в настоящее время остаются в сфере глубочайшей секретности. По той же причине я ничего не могу говорить о его работе — могу лишь намекнуть, что он всегда, до самого преклонного возраста, угрожает быть незаменимым. — Приятный, легкий смех. — Тем не менее, помимо всех этих бесценных атрибутов, он еще и счастливейший человек на свете. Он женится на молодой девушке неизмеримой красоты, которая — да будет мне дозволено изъясниться по поводу такого события напыщенным слогом — по вдохновению, а также благодаря таланту и знаниям стала теоретиком в области психологии, столь сильным и убедительным, что она способна заткнуть за пояс всех последователей Юнга и Фрейда. Когда она еще училась в последнем классе Рэдклиффа, мне показали ее работу, и это было настоящее чудо. Нарушая маленькую тайну, я повторю то, что сказал ей тогда: «Киттредж, твоя работа поразительна, и уверяю тебя, кое-кому из нас она может потребоваться. Поднимайся, Киттредж, на борт нашего корабля». Разве могла юная дева устоять перед столь восторженными похвалами и не дать своего согласия? Я от всего сердца поднимаю этот бокал за здоровье молодых. Да благословит Господь вас обоих. Да скрепит он ваш брак, пооблысевший красавец Хью Монтегю и наша Хэдли Киттредж Гардинер, — оставайтесь среди нас и в то же время будьте близки к Богу.
Позже, когда директор ЦРУ уже уходил, меня быстро представили ему, и потому он лишь пожал мне руку и одарил дружелюбной улыбкой.
— Твой отец, Гарри, кит, а не человек, — сказал он, и глаза его заблестели всеми богатыми оттенками подтекста.
Мистер
Конечно, я не остался равнодушным к присутствию многих других людей, чьи имена обросли для меня легендами с тех пор, как отец стал говорить о них интимным тоном, каким говорит Бог о своих коллегах-богах: имена Аллена и Трейси, Ричарда и Уиз, Дикки и Дес уже закрепились в амфитеатре моей памяти. Хотя ни один из них — за возможным исключением Десмонда Фицджералда — не был так красив, как мой отец, многие были такие же высокие и сильные, самим своим видом давая понять, что их авторитет непоколебим. Они твердо стояли на земле. «Есть во мне что-то незыблемое», — как бы говорили они.
Я отказался от последнего семестра в Йеле, приняв сразу после свадьбы Хью решение немедленно поступить в летнюю школу, чтобы окончить ее в январе и таким образом на полгода раньше подать заявление о приеме в ЦРУ. Это была жертва с моей стороны, первая сознательная жертва, которую я принес, — ведь я уютно чувствовал себя в Йеле, любил свои комнаты и время от времени все еще лелеял мысль после колледжа годик посвятить написанию романа. Я даже имел возможность писать по ночам, так как постарался выбрать такое расписание, чтобы ни одна лекция не начиналась у меня раньше десяти часов. Были у меня и друзья самых разных оттенков и пристрастий, каких можно завести за три года обучения в хорошем колледже. У меня был даже шанс войти в университетскую восьмерку после того, как я пробатрачил в команде три сезона. Словом, по моим представлениям, я отказывался от многого. И тем не менее я этого желал. Если я хотел служить моей стране, начинать следовало с жертвы. Итак, я пошел в летнюю школу и восемь месяцев спустя был выпущен в начале февраля на покрытые слякотью улицы Вашингтона этаким безволосым медвежонком с дипломом в руке.
Не стану описывать тесты, которые мне пришлось пройти при поступлении. Их было много, и все они были секретные, но, учитывая, сколько сотрудников управления занималось моей персоной после того, как я подал заявление, надо было бы очень плохо пройти тесты, чтобы не попасть на службу.
Конечно, от меня и ожидали хороших результатов. Но лишь несколько человек из каждой сотни подавших заявление выдерживали тесты на коэффициент способностей, проходили детектор лжи и правильно отвечали на вопросы службы безопасности. Помню, в личной анкете был такой вопрос: «Исходя из баллов 1–5, как бы вы оценили свою готовность посвятить себя данной работе?» Я поставил пятерку, а в месте, отведенном для комментариев, написал: «Меня воспитали во всем добиваться самой высокой планки».
— Объясните, — сказал офицер, проводивший собеседование.
— Видите ли, сэр, — сказал я, а я был заранее готов к этой маленькой речи, — если придется, я готов, например, предстать перед международным трибуналом. — Спрашивавший посмотрел на меня, а я добавил, по-моему, достаточно ловко: — Я имею в виду, что, будучи человеком с моральными устоями, я готов ради моей родины заниматься деятельностью, которая может привести меня на скамью подсудимых или даже повлечь за собою смерть.
Куда больше сложностей возникло у меня с детектором лжи. Этого теста следовало бояться. Хотя нас предупредили, что мы не должны разговаривать с теми, кто его уже прошел, мы старались подловить их сразу после события, но они обычно были малоразговорчивы и заглатывали уйму пива.
Я так и вижу запись моего собеседования с полиграфом. Это запись придуманная. Какими вопросами и ответами мы в ту пору обменивались, я не помню. Значит, воспоминание неточно, хотя так это запечатлелось в моем мозгу. В памяти сохранилось длинное лицо моего собеседника в очках, и он видится мне серым, как в черно-белом фильме. Мы сидели, естественно, в грязно-белой клетушке, куда попадали из многолюдного коридора здания, именуемого Строение 13, которое находится недалеко от Зеркального пруда, и большинство моих воспоминаний об этих пронизанных ветром днях действительно черно-белые.
Воспроизвожу здесь все так, как мне помнится. В этой восстановленной записи я не ручаюсь ни за что, кроме психологической атмосферы теста.
«Спрашивающий. У вас бывали гомосексуальные сношения?
Соискатель. Нет, сэр.
Спрашивающий. А почему вы так остро реагируете на этот вопрос?
Соискатель. Не знаю, сэр.
Спрашивающий. В самом деле? А здесь машина дала вспышку.
Соискатель. А машина не могла неверно понять?
Спрашивающий. Значит, вы говорите, что вы не гомосексуалист.