Призрак Виардо. Несостоявшееся счастье Ивана Тургенева
Шрифт:
Верно. Все верно. Николай — первенец. Ласковый. Послушный. Что ни прикажешь, все делает: не идет — летит. Было…
Его родила. Ивана. А там и Сергей. Убогий. От рождения видно было. На руки не стала брать. Приживалкам отдала. Из-за него в Спасском задерживаться не стала: вояж европейский придумала. Старшеньких двух с собой, а этого… Народу в Спасском много — досмотрят в случае чего. Сам же Сергей Николаевич противиться не стал. Поездке куда как обрадовался… Вот тогда-то и уроки для Николая придумывать стала. А Сергей Николаевич на дыбы: гувернер нужен. Настоящий. Образованный. Чтобы такого прямо из Европы в Спасское и привезти. Ничего не нашел. Дурь одна. Как всегда.
«Вот и половина 12-го, девочка с чаем, т. е. грамматике конец. Конец… Нет, на конец тут-то все дела найдутся. И то, и то… А между тем голуби — стук-стук в окно… гуль… гуль… ворку… вор-ку… Егорка, новый лакей, губошлеп, несет корм и мешок, голуби летят на
Вот я оделась, вот я в гостиной, глаз на глаз с портретом моего второго сына… Он большой негодяй, ленится ко мне писать, а когда пишет — как будто только по обязанности… к матери. А я, какая мать, я друг моим детям, вся их, вся для них… Особенно этот Иван, мой друг, мой советчик; он понимает меня более. А я знаю его, как знаю сама себя… Сердце у него предоброе… а страсти, страсти готовы им овладеть, и он поддается им, хотя бы когда захотел, умел бы лучше хладнокровного их покорить… Но! — ему это трудно, и он пустит руки, как утопающий на моих глазах почтальон: держал, держал сук, выбился из сил… а бегут его спасать… Еще бы минуту — он опустил руки, сказал — ва! — и волны умчали его из глаз моих.
Кушанье поставили, — говорит Антон все тем же голосом, который так всем известен — 3 часа. После обеда кофий на столе, Лиза или Аннета разливают. И все уходят. Я иду в детскую, мое теплое гнездышко, читаю… до свеч. 6 часов. Доняшка хлопочет уже о самоваре. Бабушка давно кряхтит опять в гостиной. Дверь заперта в спальню до 7 часов — хоть кряхти, хоть не кряхти. Общий чай — звонок. После чая дети танцуют, или музыка, старики в сборе, бальные дети танцуют или певчие…»
«Роман без весны»
Татьяна Бакунина
У меня на заглавном листе моей энциклопедии написано: «Станкевич скончался 24 июня 1840 г.», а ниже: «Я познакомился с Бакуниным 20 июля 1840, г.». Из всей моей прежней жизни я не хочу вынести других воспоминаний!
И. С. Тургенев — М. А. Бакунину
Телевизионная картинка была очень яркой. И страшной. Синее небо. Пышно взбитые белоснежные облака. И пепелище сожженного рубленого дома, где прошлой ночью заживо сгорел молодой священник с женой и четырьмя мал мала меньше детьми. Тонкие струйки дыма от оставшихся угольев. Невозмутимый голос диктора: «Премухино… Тверской области…» Редакторы не позаботились включить в текст, что тургеневские места, что родина тургеневских стихов, «горького премухинского романа», по словам самого писателя. Редакторы, скорее всего, просто не знали, что речь идет о бывшем поместье Бакуниных, в частности того самого Михаила Бакунина, чьим именем и по сей день называется одна из самых оживленных московских улиц. А на заднем плане картинки возвышалась великолепная церковь, в которой мог венчаться писатель с той, что подарила ему многих его героинь вместе с их личным «романом без весны».
В тот год вернувшийся из Германии Тургенев недолго пробыл в доме на Остоженке. В мае Варвара Петровна увезла сына в Спасское. Сдержать слово и заехать к Бакуниным Тургеневу не удалось. Он выполнит свое обещание в середине октября.
Семья была многолюдной и множеством нитей связанная с Тургеневым. Всего три года назад не стало сестры Любови Александровны, невесты Станкевича, который так быстро последует за ней. Сестра Александра замужем за Вульфом, представителем тесно связанного с Пушкиным семейства. Свободу сохраняла одна Татьяна Александровна, чей образ пройдет через многие произведения Тургенева. Это прежде всего «Андрей Колосов», «Переписка», «Татьяна Борисовна и ее племянник» и почти все написанные Тургеневым стихи.
В ночь летнюю, когда тревожной грусти полный, От милого лица волос густые волны Заботливой рукой Я отводил — и ты, мой друг, с улыбкой томной К окошку прислонясь, глядела в сад огромный, И темный, и немой… В окно раскрытое, спокойными струями Вливался свежий мрак и замирал над нами, И песни соловья Гремели жалобно в тени густой, душистой, И ветер лепетал над речкой серебристой. Покоились поля. Ночному холоду предав и грудь, и руки, Ты долго слушала рыдающие звуки — И ты сказалаЧувство у молодых людей вспыхивает одновременно. Его трудно назвать любовью с первого взгляда: слишком много Татьяна слышала от брата о Тургеневе, немало знал и Тургенев от Бакунина о любимой сестре. Общность взглядов, убеждений, восторженных настроєний делала людей близкими, а разница в три года — Татьяна была старше писателя — не имела значения. Правильнее сказать, не имела бы, если бы не случилось непоправимое. Чем больше молодые, люди узнавали друг друга, тем больше пылкость девушки начинала напоминать Тургеневу позицию Варвары Петровны: деятельно опекать, во все вмешиваясь, помогать, покровительствовать. Но это сознание придет позже, а пока…
Гуляют тучи золотые Над отдыхающей землей; Поля просторные, немые, Блестят, облитые росой; Ручей журчит во мгле долины; Вдали гремит весенний гром; Ленивый ветр в кустах осины Трепещет пойманным крылом. Молчит и млеет лес высокий, Зеленый, темный лес молчит, Лишь иногда в тени глубокой Бессонный лист прошелестит. Звезда дрожит в лучах заката, Любви прекрасная звезда, А на душе легко и свято, Легко, как в детские года.10–16 октября 1841 года. Всего-навсего шесть дней. Но вернувшись вместе с Варварой Петровной на Остоженку, Тургенев будет с нетерпением ждать появления в Москве бакунинского семейства. Знали ли его члены о чувствах, переживаемых молодыми людьми? Если и знали, то не подавали виду. К тому же в Москве Тургенев с особенной остротой осознает, как связан он по рукам и ногам волей матери. Он понимает: она никогда не даст ему согласия на брак, а без ее согласия он ничего не может предложить в материальном отношении своей избраннице. Жалкая наследственная деревенька Тургеневых не может прокормить дядю с его семейством, брата Николая с женой и детьми, да еще и его самого. В то время как все кругом говорят о молодом красавце-богаче, Тургенев думает только о том, как вырваться из семейных пут. Единственная надежда — предстоящие в марте 1842-го магистерские экзамены.
Тургенев продолжает встречаться с Бакуниным. Из адресов их встреч сохранился соседний по Остоженке, дом 43 и Хлебный переулок, где семья снимала квартиру.
Татьяна Бакунина — Тургеневу.
Начало марта 1842 г.
«Вчера я ничего не могла вам сказать — ничего, Тургенев, — но разве вы знали, что было у меня на душе — нет, я бы не пережила этих дней — если б не оставалась мне смутная надежда — еще раз, боже мой — хоть раз еще один увидеть вас… О, подите, расскажите кому хотите, что я люблю вас, что я унизилась до того, что сама принесла и бросила к ногам вашим мою непрошеную, мою ненужную любовь, и пусть забросают меня каменьями, поверьте, я вынесла бы все без смущения… Если б я могла окружить вас всем, что жизнь заключает в себе прекрасного — святого, великого — если б я могла умолить бога — дать вам все радости — все счастье — мне кажется — я бы позабыла тогда требовать для самой себя, но когда-нибудь — я верю — вы будете счастливы — как я хочу — тогда, Тургенев, вспомните — что я бы радовалась за вас — о, я стала бы так радоваться, как мать радуется за сына — потому что чувствую в душе моей глубокую — всю беспредельную, всю слепую нежность матери, все ее святое самоотречение. Тургенев, если б вы знали, как я вас люблю, вы бы не имели ни одного из этих сомнений, которые оскорбляют меня — вы бы верили, что я не забочусь об себе — хотя я часто предаюсь всей беспредельной грусти моей — хоть я хочу, хоть я решилась — умереть — но если б я не хотела — разве воля моя могла изменить что-нибудь — мой приговор давно произнесен, и я только с радостью покоряюсь ему — ропот — борьба, но к чему она послужила бы — ия так устала бороться, что могу только молча ждать свершения Божьей воли надо мной — пусть же будет, что будет!»