Призраки и пулеметы (сборник)
Шрифт:
– К тому же это только вторая репетиция. Может, он в итоге вообще ускачет в сказочный лес. Или в царство Фаты-Морганы, – Маргарита улыбнулась и тут же сразу нахмурилась. Нитки от принцессы, принца и коня все-таки перепутались.
– Сразу видно – девчоночий спектакль, – Алекс подошел к театру и скептически уставился на сцену. – Могли бы спросить меня, прежде чем делать кукол. Их можно было вырезать из жести, тогда нитки вовсе не понадобились бы.
– Нет, – Джулия, закусив губу, посмотрела на кузена, – тогда с нами не могла бы играть Вилма, с ней еще никто не занимался статикой. А уж динамикой…
– Что,
– Лучше. Так мы играем поровну, и ни у одной куклы нет преимущества перед другими.
Алекс насмешливо приподнял брови. Башенная крыша дернулась раз, другой, поехала вбок и с тихим звоном грохнулась прямо на середину сцены, помяв треугольнички бумажного ельника, пальму с зелеными лентами вместо листьев и цветы из разноцветных булавок.
– Тогда вам стоит сделать все из картона. А то, глядишь, преимущество получат декорации.
У кузена девочек Тейт этим утром было отвратительное настроение. Он уже видел краем глаза письмо, которое предваряло приезд сыночка Монтгомери – с целью «помолвки с вашей драгоценной дочерью, леди Джулией».
Искры взлетали над гладкими темными камнями подъездной дороги. Тяжелый, гулкий звон копыт, обогнав всадника, влетел в раскрытые окна имения и заметался по комнатам и коридорам. Эдгар подъезжал к дому Тейтов, легко придерживая повод одной рукой и уголком рта улыбаясь, вспоминая себя – избалованного ребенка, который выклянчил десять лет назад у отца разрешение ехать в гости на недоделанном, необъезженном коньке.
Сейчас у стального тела под седлом был тот же хребет, те же цепи передачи сигнала и – простительная уступка ностальгии по детству – та же грива, уже поредевшая и измочаленная, из бахромы материнского шерстяного платка, которую она пожертвовала на первый сыновний опыт. Когда он сбегал с занятий по динамике и позорно, на грани возможного, сдавал контрольные по разрядам, вместо общей программы до дыр зачитывая конструкторские трактаты, именно мать поддержала его и посоветовала барону отдать сына именно в колледж Кэнтербери, где готовили лучших механистов Англии. Теперь за плечами у Эдгара было звание первого ученика на курсе, десятки грамот и патентов и главная гордость – три абсолютные победы на скачках в классе «аристократы, механикс». Джои считался одним из лучших стальных коней в королевстве, а младший Монтгомери, сидя на нем, вполне тянул на сказочного принца, мечту любой красавицы. Хотя сам себя таковым считать не любил, предпочитая славу отличного механика и выдающегося наездника.
Он подъехал к крыльцу, осторожно высвободил левую ногу из стремени и спрыгнул на землю. Навстречу ему с подобострастной ухмылкой спешил дворецкий, а по боковой тропинке, со стороны подсобки ковылял старик электромеханик. Вот уж чья улыбка была действительно искренней. Поэтому Эдгар рассеянно кивнул дворецкому на попытки немедленно проводить себя в комнаты и представить барону и дождался, пока старик подойдет ближе.
– Рон, – прохрипел тот, кладя дрожащую руку на блестящий конский бок, – слежу за цепями в имении и за мобилями. А вы, должно быть, Эдгар. Новый зверь у вас, сэр?
– Нет. Тот же самый.
Электромеханик уважительно покачал головой, причмокнул губами, будто конь был живым, и взялся за повод.
– Чем прикажете накормить?
– Мазуту залейте. Если у вас нет, так за мной следом привезут со станции, с личными вещами.
Джулия украдкой смотрела на Эдгара из-за шторы. Не знала, улыбаться или хмуриться. У нее совсем не осталось воспоминаний той осени о мальчике Монтгомери, зато намертво отпечатался в памяти ворох обугленных перьев, запах горелого мяса и причитания кормилицы: «Ох, напасть какая, берегись, деточка, люди говорят – ворожба олхимическая завсегда с убийства птицы мира начинается…»
Вечером после ужина Джулия вновь нашла мертвую птицу. На этот раз огромного черного ворона с широко распахнутым в немом крике клювом. Он лежал на полу галереи, куда семейство с гостем вышло прогуляться перед отходом ко сну, подышать на удивление теплым для сентября воздухом.
В этот раз девушка не стала кричать. Сдавленно ойкнула, рассмотрев, обо что именно она споткнулась, и схватилась за горло. Ей на мгновение показалось, что кошмары, снившиеся ей десять лет подряд, стали явью. Пред глазами поплыл багровый туман, а в уши будто набили вату. Потом в кошмарную марь ворвались крики младших сестер и громкий голос отца:
– Да заберите кто-нибудь эту чертову птицу! Ро-о-он! Дьявол тебя побери!
– А он тут при чем? – мало кто осмеливался вставлять слово в разговор, когда барон Тейт гневался. Одно из двух – либо Эдгар был плохим дипломатом, либо смелым не по годам.
– Да потому что птицу явно ударило разрядом, – барон поднял ворона за огрызок крыла и ткнул почти в самое лицо гостю. – Значит, пробило купол над домом! А это чья вина – Рона, чья ж еще. Но и ты хорош, выскочка нашелся, а?! Помню, папаша твой так же любил якшаться с простолюдинами и защищать их!
Алекс, первым прибежавший на шум, не сдержал самодовольной, гаденькой улыбки. Уж он-то никогда не позволял себе перечить дядюшке.
Через полчаса Анна пришла к сестре в спальню и молча протянула ей желто-серую почтовую карточку.
– Что это? – Джулия протянула дрожащую руку из-под одеяла. Она все никак не могла успокоиться, даже несмотря на опийные капли.
– Подобрала там же, на балконе. Посмотри на дату.
Серые разводы на карточке оказались не типографской краской, а следами пепла. Джулия перевернула картинку с цветущим кустом жимолости и летним желтым зонтиком и прочла: «Будем на следующей неделе, думаю, успеем к равноденствию». Сентябрь тысяча восемьсот девяносто седьмого.
Кровь тяжело ударила в затылок, и боль отозвалась сбоку, у виска, и под левым глазом. Джулия поморщилась и закрыла глаза. Ей все меньше хотелось играть спектакль про прекрасного принца. Тем более что он больше был похож на всадника – из тех, что в книге Апокалипсиса.
– Будем рассуждать логично, – Джулия с ногами забралась на широкую доску садовых качелей и откусила от яблочного пирога. Пожалуй, было не слишком вежливо сбегать так быстро с утреннего чая, но ей просто необходимо было побыть в одиночестве на свежем воздухе. И обдумать происходящее. Это только в детстве для борьбы со страхом хватает визга и слез в три ручья, а в шестнадцать лет нужно уметь справляться с ним рационально. Ра-ци-о. Любимое слово ее любимого учителя динамики Коррингтона.