Призраки в Сети
Шрифт:
Пожалуй, задача номер один — узнать, кто я такая, ибо даже спокойный голос, обитающий где-то в глубине моего сознания, не мог подсказать мне ответа.
В последующие недели я старалась побольше общаться с людьми. Это было трудно. В основном я сталкивалась с той же самой реакцией, которую наблюдала у соседа по площадке и женщины с собакой у китайского магазина. Я ходила на концерты, выставки, поэтические вечера — в любые места, куда человек может пойти один, чтобы встретиться с другими людьми. Обычно сначала кто-нибудь ко мне клеился, но очень скоро принимался вести себя так, как будто обнаружил, что у меня три
Позже, познакомившись с Джилли и ее компанией, я поняла, что ходила не на те мероприятия — или на те, но только их посещали не те люди. Но в то время я этого не знала, и бывали вечера, когда мне едва удавалось сдержать слезы, пока не доберусь до дому, где никто не мог видеть моего отчаяния.
Пока люди не вступали со мной в непосредственный контакт, то есть пока не было эффекта присутствия, все шло хорошо. Я спокойно общалась со «Стрит-таймс», «В большом городе», «Кроуси-таймс» и другими газетами, мне заказывали материал по телефону, а готовые статьи я отсылала электронной почтой. Таким образом, я завязала несколько дружб, но при этом очень старалась соблюдать дистанцию. Единственный раз, когда я этого не сделала, обернулся катастрофой.
Аарон Гольдштейн работал тогда редактором «Дейли джорнал», да, вообще-то, и сейчас работает. Я сделала для них несколько обзоров, и нам с ним случалось болтать по телефону. Однажды он предложил мне встретиться и выпить перед презентацией новой книги. Что называется, не подумав, я согласилась.
Мы договорились встретиться в баре «У Хаксли». Впрочем, сама я вряд ли выбрала бы это заведение. Это тот бар на Стентон, напротив парка Фитцгенри, где собираются клерки, дела у которых идут в гору. Металл и темное стекло. Огромные экзотические растения и техно-музыка. Куча людей, которые знать не знают и знать не хотят ни о каких тайнах и мифах, ни о какой магии, — можно себе представить, как они должны на меня реагировать.
Я начала было объяснять Аарону по телефону, какие у меня волосы, какого я роста и так далее, но он прервал меня и заверил, что мы без труда узнаем друг друга.
— Все эти описания — для примитивных деревенщин, — сказал он. — А мы с вами… Сама судьба заботится о том, чтобы мы встретились.
Самое противное, что он оказался прав. Не насчет судьбы, а насчет того, что никакие описания нам не нужны. Я открыла дверь в бар «У Хаксли» в семь с небольшим тем же вечером и, едва шагнув за порог, тут же увидела его у стойки. Понятия не имею, как я его узнала. Вероятно, он просто соответствовал своему голосу.
Он поднял голову, повернулся ко мне, улыбнулся и пошел навстречу.
— Вот видите? — сказал он, потом взял меня за руку и повел обратно к стойке, где нас уже ожидали два бокала мартини.
Мы чокнулись.
— За сияние, — провозгласил он, — то есть за вас.
Аарон был симпатичный, уверенный в себе мужчина, немного за тридцать, очень стильный, с темными волосами, коротко подстриженными сверху и с боков, а сзади схваченными тесемкой. Одну из мочек украшали сразу две серьги, вторая осталась нетронутой. По розовой нитке на каждом запястье. Он был в джинсах от Армани, белой футболке и спортивного покроя куртке. Ботинки — итальянские.
И еще он обладал одним замечательным свойством, которое
Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать.
Похоже, он совсем не страдал в моем присутствии. Мы просто разговаривали, по крайней мере он разговаривал. Я-то сидела, опершись локтем на стойку, и в основном слушала. Слушать его было нетрудно: говорил складно и на любой случай у него имелась история, иногда смешная, а иногда серьезная.
Мы еще выпили и пошли на презентацию в «Саммер Брукс». Книга называлась «Итак, я сучка» — сборник еженедельных колонок в газете «В большом городе» — и была весьма занимательна, если читать по порядку. Потом мы чудно пообедали в маленьком итальянском ресторанчике «У Антонио», около рынка. Потом просто пошли по улице, надеясь еще где-нибудь выпить по пути, потом немного потанцевали. И наконец, оказались у меня.
Нам было так хорошо друг с другом, что я ничуть не сомневалась в том, что все кончится постелью. Я помню, успела подумать, как хорошо, что я сегодня надела черное кружевное белье вместо хлопчатобумажных трусиков и простого лифчика, как сначала собиралась.
Секс вовсе не принадлежал к числу тех ощущений, которые мне хотелось испытать в первую очередь. Мои собственные воспоминания об этом казались мне почерпнутыми из книг, как и все остальное в моей жизни. У меня не было ни одного настоящего, чувственного воспоминания. Судя по тому, что я о нем знала, секс представлялся мне довольно забавным занятием, и я была немного разочарована тем, что приходится так скоро, без всякой подготовки испытать это.
Позже я поняла, что такое ощущение возникло у меня потому, что Аарон оказался не особенно хорошим любовником, но в тот момент я почувствовала себя обманутой. Не столько им, сколько вообще всей этой ерундой, которую нагородили вокруг полового акта.
— И это все? — не удержалась я, когда он перекатился на спину.
Вообще-то, я не хотела говорить этого вслух, у меня просто вырвалось, но, увидев, как помрачнело его лицо, я пожалела о сказанном.
Он сел в постели:
— Что ты имеешь в виду?
— Нет, ничего.
— Тебе не было хорошо?
— Конечно, было. Просто… я думала…
Я предпочла остановиться, пока не сделала хуже, потому что мне очень хотелось сказать: «Да, я разочарована. Я думала, что это будет нежнее и в то же время самозабвеннее. Что это будет гораздо дольше. Что мне покажется, что весь мир перевернулся. Что время станет одним сплошным долгим мгновением блаженства, которое в конце концов разрешится качанием на медленных теплых волнах, что все это заставит меня задохнуться от счастья. А такого я могла бы достичь и пустив в ход собственные пальцы».
Я удержалась и не сказала ничего этого, но все равно было уже поздно.
— Господи, я не могу поверить. — Он спустил ноги на пол и встал. — Нет, не то чтобы я не чувствовал, что в тебе есть нечто странное, — добавил он, натягивая трусы. — Но мне хотелось присмотреться, понаблюдать, понять, что в тебе такого неправильного, что отталкивает людей.
Я воззрилась на него, лишившись дара речи. Он отыскал свою футболку и натянул ее, а потом пригладил волосы.
— Ведь не я один это чувствую, — продолжал он. — Да, конечно, ты выглядишь классно, но все, кто провел с тобой хоть немного времени, упоминают об этом… о какой-то неправильности в тебе.