Призраки войны
Шрифт:
Глава 3
Ранние декабрьские сумерки уже опустились на город, когда я решилась повернуть домой. Шипя, как доисторические ящеры по проспекту потоком шли машины, разбрызгивая вокруг грязное месиво подтаявшего снега. Какая-то наглая иномарка, лихо обходя более медлительных собратьев, пронеслась совсем рядом с бордюром, обдав меня фонтаном грязи.
– Тварь, наглая, зажравшаяся тварь, – злобно прошипела я, размазала ладонью по лицу ледяные грязные капли
По пустой улочке скупо подсвеченной жирным светом одинокого фонаря промозглый ветер гонял обрывки бумаг и пакетов. «Сейчас приду, согрею чаю, заберусь на диван, укроюсь бабушкиной шалью, возьму большой альбом с фотографиями и буду его листать», – мысленно составив такую программу на вечер, я прибавила шаг.
Трое подростков вышли из-за угла неожиданно. Они громко хохотали и то дело прикладывались к бутылке портвейна. Чувство самосохранения напряглось и решительно приказало обойти подгулявшую компанию стороной, но для этого пришлось бы поворачивать назад, а за редкими деревьями старого парка уже уютно светились окна моего дома. Понадеявшись на «авось», я решительно прошла мимо, спрятав лицо в высокий воротник куртки.
– У тю-тю, – гнусно протянул один из парней, пытаясь сфокусировать на мне мутный взгляд, – куда спешишь, бикса?
Решив не отвечать, я повернула в сторону, но, проявив неожиданную прыть, парень одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и вцепился мне в рукав куртки. При тусклом свете фонаря я смогла рассмотреть неожиданного агрессора. Росточек маленький, – едва до плеча мне достает. Фигурка хилая со сведенными вперед плечами. Лицо губастое, прыщавое, зеленовато-бледное, выдающее отпрыска семейства алкоголиков в третьем поколении.
– Купи себе «Клерасил», детка. От прыщей помогает, – резко дёрнувшись, я попыталась стряхнуть с себя нахала, но он вцепился в меня, как клещ.
– Не-е-е, она не поняла… От прыщей другое нужно. Дай на тебя посмотрю, – с мерзкой ухмылкой сказал второй, ухватив меня за подбородок холодной, липкой ладонью и развернув к себе так, что в шейных позвонках что-то хрустнуло. От боли я вскрикнула, а парень довольно сказал:
– Вот так, и неча дёргаться, – с удовольствием протянул он, явно наслаждаясь моим замешательством.
Его длинное, лошадиное лицо оказалось совсем рядом, и я почувствовала запах перегара и какой-то кислой дряни. Отвращение захлестнуло меня мутной волной, мгновенно прогнав подступавший страх. Я продолжала стоять, как и прежде, зажатая с двух сторон двумя подонками, и чувствовала, как внутри меня огромным холодным пузырем поднимается бешенство. Неожиданно мне показалось, что всё это происходит не со мной. Я словно посмотрела на происходящее со стороны: стоит посреди улицы взлохмаченная девка, глупо хлопает глазами и трусливо позволяет хилым ублюдкам творить с собой всякие пакости.
Унижение горячей кровью прилило к щекам, и, воспользовавшись тем, что хватка одного из обидчиков ослабела, я, резким движением высвободив руку, изо всех сил стукнула кулаком по ненавистной мокрогубой физиономии.
– Ах, ты сука, – просипел «лошадиномордый». И тут же жёлтый уличный фонарь стремительной ракетой взмыл в небо, а я в свою очередь столь же стремительно врезалась головой в забор, получив сильный удар от третьего подростка, незаметно зашедшего со спины.
– Гвоздь, а ну дай ей ещё! Борзая нашлась… – словно издалека донесся чей-то голос. Чувствуя, как тело наливается свинцом, я с трудом развернулась, пытаясь закрыть лицо от удара. Каждое движение почему-то давалось теперь с неимоверным трудом. Однако удара не последовало.
С трудом разлепив глаза, я увидела, что «прифронтовая обстановка» изменилась – неизвестно откуда взявшийся высокий, стриженный «ёжиком» парень без видимых усилий тряс двух маленьких пьянчужек, приподняв их за шкирку, как щенят. «Гвоздь», подло пнувший меня в спину, катался теперь по земле, жалобно поскуливая, и держась за место значительно ниже талии.
Неподалеку оглушительно хлопнуло окно, и стервозный женский голос завизжал: «Ты чё, гад, детей обижаешь?! Щас милицию вызову!!!»
Где-то за парком, действительно, отвратным голосом мартовского кота взвыла милицейская сирена. Ни у кого из участников потасовки, вероятно, не было особого желания встречаться со стражами закона. Прихрамывая и бормоча угрозы, маленькие хулиганы с похвальной быстротой покинули поле боя.
Мощным рывком мой спаситель поставил меня на ноги. Деревья и дома поплыли перед глазами, сливаясь в какой-то дикий хоровод. Не сопротивляясь, словно тряпичная кукла, я потащилась вслед за парнем, который решительно увлекал меня с улицы в сторону парка. Отбежав на безопасное расстояние, мы остановились, чутко прислушиваясь и с трудом переводя дыхание.
– Ну, ты, Иришка, даешь! Красиво ты ему в челюсть въехала. Пальцы не выбила?
Я аккуратно ощупала припухающую кисть. Болело, но не сильно. Блеклый свет чудом сохранившегося в парке фонаря косо упал на лицо парня, и я, наконец, смогла рассмотреть его. Что-то до боли знакомое было в его карих, слегка монгольских глазах, твёрдой линии губ и немного тяжеловатом подбородке. Господи, неужели Лёха! Сосед, друг детских игр, когда-то давно, в другой жизни, сунувший мне в руки мяукающий рыжий комок! Сколько же лет мы не виделись?
– Лёшенька, ты?! Откуда?! – только и смогла сквозь слёзы прошептать я, чувствуя, как ужас от пережитого накрывает меня тёмной, удушливой волной. Мне показалось, что я захлебываюсь в горько-солёной воде, и через мгновение камнем пошла ко дну в хороводе ослепительных зелёных пятен.
– Спокойно, сестренка, спокойно, – словно издалека услышала я Лёшкин голос, и темнота обступила меня. Выплыли из липкой мглы уродливые рыбьи физиономии, издающие гнусное мычанье и настойчиво пытающиеся поцеловать меня залепленными слизью вонючими ртами. Постепенно мрак рассеялся. Я почувствовала запах кожаной куртки и незнакомого пряного одеколона.