Призвание
Шрифт:
Покидал он край родной,
И хоть плач, хоть волком вой,
Но родней своих берез
Не найдешь… В душе психоз!
Призадумался с тоской:
«Жизнь, как шторм, как вечный бой!
Отыщу ль свою дорогу
Иль ходить на босу ногу
Мне скитальцем по стране?»
Сомненье вкралось в глубине,
Он с ним боролся, подавлял,
Души унынье отгонял,
Томясь в секундном рассужденье,
Поймав нить мысли, вдохновенье:
«Нет,
Оптимизма не отнять!
Да, таков он есть, не спорю,
Не давал скрутить он горю
Сердце ль, душу – все равно,
Понял это он давно:
Коль придет к тебе печаль,
Коль себя вдруг станет жаль,
Сторониться чувств таких,
Тех, что часто бьют под дых…
Хранил покой, минув волненья,
Такого рода, как сомненья;
Не чуждый жалости людской,
Он, впрочем, с чистою душой,
Как ведал, ближним помогал:
Авоськи бабушкам таскал…
Участлив в нуждах, он не зверь,
Но спать ушед, захлопнув дверь.
Лег в купе, да все ж дремать
Он не смог – жестка кровать!
Подложил аж два матраса,
И смягчилась бы гримаса
На его лице раз в пять –
Стал сосед подтрунивать;
Молвил он: «Не стар, а юн,
Молод ведь, а уж ворчун!»
Митя наш краснел и злился,
Но поняв, прилег, смирился
С откровением таким,
Хоть и был всегда раним
На подобны замечанья –
Не было ведь в сём ворчанья,
Лишь сердечное желанье
Спать помягче – все признанье!
В одеяло завернувшись,
Ликом к стенке отвернувшись,
Томно начал друг зевать,
Свои очи закрывать.
Мысли тихо поплыли,
Словно в море корабли.
Вспомнилось ему раздолье:
Бела даль в широком поле,
Птица вольно здесь парит,
С высоты ей вид открыт
На леса, поля и горы,
А в лесах полярны совы,
На ветвях, и словно воры,
Притаясь, добычу ждут,
Зорко в темень стерегут.
И Уральских гор вершины,
Митя быстро начертал:
Гору красную Рай-Изу,
Черну гору он знавал…
И не раз в местах чудесных
С дедом со своим бывал.
Много слов он слышал лестных
От людей, гостивших в крае:
Зимний вечер на Ямале –
Сказка! Севера сиянье
Там пленит любому взор!
Вот деревьев очертанье –
Елей, лиственниц вблизь гор,
Память вновь его рождает,
И берез красив убор,
Пышной, белой бахромой
Очи радует зимой.
После вспомянул он
Марью Николавну – маму
И её лица овал…
Светлых глаз печаль соткал;
Как на таинстве крещенья
Мило всё, и утешенья
Жаждет страстная душа,
Кротко, нежно так дыша;
Митю лет шести крестила –
От дымящего кадила
Запах ладана, свечей,
Также медленность речей,
Возглас твердый и простой,
Колокола звон густой…
Как толпились, создав гам,
Сонмы душ при входе в храм.
Воссоздал нешумный град…
И последний снегопад
Он особо полюбил –
Ночью ветер вьюгой выл…
Проводив её домой –
Та звала его с собой…
Ночь темна, свеча горит!..
В поезде мой Митя спит, –
Спит под ровный стук стальной,
Вдруг девы стройной, молодой
Образ перед ним предстал,
Голос нежно, тихо звал:
«Митенька иди за мной!»
По спине то хлад, то зной –
Грезилось ему во сне:
Дева, радуясь весне,
Пела и рвала сирень;
Солнцем заливался день.
Ах, краса и что за дива,
Словно лань лесна игрива,
Черны распустив власы,
Знать, не признает косы;
Локоны по ветру вьются,
Ароматы так и льются
От бутонов ввитых роз –
Грациозный симбиоз.
Слышит пенье райских птиц…
Митя мой, припадши ниц,
Словно с ветром быстрым слился,
Вмиг пред нею очутился;
Ветрин к деве, девы нет,
Уж простыл её и след.
Только вороны кружат,
Каркают: «Что, милый брат,
Упустил красу младую,
Девку стройну, озорную?»
Наш герой к земле прильнул,
Камень взял и в них метнул.
Разлетелись важны птицы,
Всем вещать про небылицы.
Вдруг, мгновенно, всемогущи,
Налетели тучи злющи –
Громы, молнии метают,
Сердцу ужас навевают…
Что случилось? Но туман
Появился, как обман,
Кутает и переносит
С легкостью на остров, – сбросив,
Где о скалы волны бьются,
Вороны вновь черны вьются
Над главой, кричат: «Постой!
В море вон корабль твой!
Ты плыви на нем к девице,
Ждет спасения в темнице».
Митя в море, к кораблю,
Бездны шторм кричит: «Сгублю!»
Но наш Ветрин уж не слышит,
Тяжело он грудью дышит,
Видит на песке браслет,
Как забытых лет сонет.
«Где ты, дева молодая?» –
Кликал, имени не зная,
Наш герой; а тут уж вьюга,
Налетела неподруга,