Призванный. Возможно, баллада.
Шрифт:
Волчара злобно ощеривается, даже, пожалуй, вызверивается.
Ну да, кто ж их любит?
Примеряемся – и оп-па! Аркан шелестит, разворачиваясь в полете, и обхлестывает волчинную башку петлей. Выбираем излишек, наматывая на левый локоть. Закидываем веревку на плечо и тащим. Волчара изо всех сил упирается.
Преодолевая сопротивление, наклоняемся вперед и сдвигаем-таки его с места. Неожиданно веревка резко провисает, и мы валимся ничком на землю. Повернув голову, обнаруживаем чуть ли не в метре от себя раскрытую клыкастую пасть. Углядеть в ней кариес не
Через тридцать метров волчара теряет к нам интерес, садится на задние лапы и принимается как-то странно мотать и дергать башкой. Присмотревшись к движениям, мы, наконец, проникаем в зародившийся замысел. Будь боль в пальце, он бы его, конечно, отгрыз, но выкусить самому себе зуб… Прав костюмированный, ты, брат, неразумен.
– Ладно, – говорим, – может, тебе сначала новокаину вкатят, дураку такому.
Осторожно возвращаемся, медленно наклоняясь, подбираем аркан. Отступаем почти на всю длину и повторяем маневр, стараясь поймать момент, когда натяжение веревки резко ослабнет.
Можно сказать, удается. Во всяком случае, падаем мы не от неожиданности, а просто споткнувшись.
Не оглядываясь, катимся влево и рвем вперед с низкого старта.
На этот раз пациент гонится за нами уже метров пятьдесят. Потом опять садится и обреченно мотает башкой.
– Да, брось, – подбадриваем его, – спорим на шашлык, что ежели не будешь тормозить, то достанешь?
Биться об заклад волчара не хочет. Даже не желает вникать в условия.
Приходиться понужать.
Но алгоритм действий несложен, векторы предсказуемы, а скорости сопоставимы. Так что приноравливаемся и за один рывок одолеваем уже метров по сто.
Когда на вечерней зорьке останавливаемся у крепенького домика возле лесной кромки, за бревенчатым забором поднимается разноголосый хай, и из ворот выскакивает мужик с навозными вилами наперевес.
– Очень хорошо, мужчина, добровольная помощь в этапировании пациента в миссию вам зачтется.
Фраза производит сильное впечатление. Пораженный культурным обращением, мужик начинает топтаться на месте, потом вспоминает вслух, что надо бы переобуться. После чего скрывается за воротами, запирая их за собою на засов, явно до завтрашнего утра.
Да ты чего, мужик? Брайан просто шутит. У нас и без помощи лихо выходит. Последний отрезок, от яблоневой полосы отчуждения до ворот миссии, вообще проходим на одном дыхании.
Дальше, правда, возникает загвоздка. В раскрытые ворота, в которые старикан как раз вносит на горбу последний из доставленных пролетов забора, волчара отказывается входить наотрез. В культуру и на аркане не затащишь – это именно тот случай.
Сам по себе, без вызова, появляется костюмированный, сопровождаемый худым встрепанным мужиком в серовато-мятом подпоясанном халате, в котором он удивительно походит на непроспавшегося санитара уездного морга. Видимо, то и есть местный лекарь, взятый в «мисю».
Оглядев волчару, костюмированный переводит немигающий взор на лекаря, скребущего в затылке, и выносит вердикт:
–
Ухватываемся за веревку покрепче, но тут из-за спины в ситуацию влезает никем не спрашиваемый старикан.
– Этому, – мотает он подбородком в нашу сторону, – на территорию не положено.
И скользит взглядом по окоему. Не то чтобы чье решение смел оспаривать, а так, инструкция вдруг припомнилась.
– Верно, – со вздохом соглашается костюмированный, но взглядом не скользит, продолжая фиксировать точку над переносьем старикана.
До тех пор пока до того не доходит, что он сам нарвался. Да и мы не сдерживаем ехидной улыбки, передавая ему конец аркана:
– Завяжи его в бараний рог да отнеси.
– Не надо никого завязывать, – скучным голосом произносит костюмированный, – просто отведите.
Старикан тянет веревку сначала на себя, потом по-бурлацки вскинув ее на плечо.
Дело, конечно, нехитрое, но так, с ходу, и его не освоишь.
Собравшиеся наблюдают молча, культурно воздерживаясь от комментариев.
Наконец, костюмированный переводит взгляд на нас.
Некоторое время поморщив лоб, Брайан выдает хорошо продуманный совет.
– Пусть этот, – мотает он подбородком в стариканскую сторону, – пнет его и бежит прямо в смотровую. Волк, можно поручиться, последует за ним.
Костюмированный поднимает брови, потом кивает:
– Только не в полную силу. И сапоги, конечно же, надо снять.
Старикан отдает нам аркан, садится прямо на плиты и стягивает обувку, скрипя то ли голенищами, то ли зубами. Затем выходит на площадку, приближается сбоку к волчаре, упертому на все четыре лапы, и примеряется.
Лучше бы он действовал без примерки, тогда и зверюга, глядишь, не успела бы подготовиться.
Босая нога ложится аккурат в волчью пасть.
Следующую за этим реплику придется опустить, хотя своей витиеватостью она заслуживает внимания.
Паритетного ока за око волчаре явно не достаточно, он желает порвать обидчика на части. Кажется, он уже забыл о своем запущенном кариесе. Наверное, его никогда в жизни не пинали. Старикан, похоже, тоже ни разу не хаживал на волка, во всяком случае, босиком и с пустыми руками. Он разворачивается и, оставляя правой ступней кровавые следы, вспугнутой ланью несется в здание. Волчара, оскалив клыки и плотно прижав уши, длиннющими прыжками стелется следом. Старикан с лету распахивает дверь, волчара скрывается в проеме за ним. Туда же гуськом вбегают и костюмированный с лекарем.
Спокойно входим на территорию и проводим беглый осмотр.
Через открытые окна на закате хорошо слышен перемежающийся с этажа на этаж топот, грохот пинаемых с разбегу дверей, скрежет сворачиваемой мебели, шум падающего, звон бьющегося, какие-то визги, на слух совершенно женские, грозные приказания: «Стой! Держи! Заворачивай!» и просто крик от души: «Падла!»
Найдя сложенные за гаражом металлические пролеты, одним из них под шумок выворачиваем из дальнего забора пару прутьев, на тот случай, если придет в голову нанести сюда тихий ночной визит.