Про что щебетала ласточка Проба "Б"
Шрифт:
– - Стало быть, сказалъ г. Вольнофъ,-- торгъ заключенъ и мы закрпимъ его по доброму старому обычаю рюмкой вина. Вы видите, господинъ Готтгольдъ Веберъ, что женская мудрость превосходитъ поповское лукавство. И долго могъ бы проповдывать, чтобъ убдить васъ остаться здсь; по является женщина -- и пугливая птица поймана. Ну, очень радъ, душевно радъ этому.
– - А какъ обрадуется Цецилія! вскричала госпожа Вольнофъ.-- Моя бдная Цецилія! Право, маленькое и къ тому же еще такое пріятное развлеченіе будетъ очень полезно для нея!
Готтгольдъ измнился въ лиц. Въ сущности ему и на умъ не приходило, когда онъ давалъ свое опрометчивое общаніе, что онъ доставляетъ себ такимъ образомъ удобный предлогъ повидаться съ Цециліей.
– - Мн кажется, что мы можемъ избавить нашего друга отъ этого путешествія, сказалъ господинъ Вольнофъ,-- а ты удовольствуешься и простой копіей.
– - Ты вдь
– - Я хочу только не удалять нашего друга такъ скоро, но удержать его у насъ и для насъ.
– - Не скрытничай, Эмиль, не скрытничай! сказала госпожа Вольнофъ, грозя пальцемъ.-- Дло собственно въ томъ, господинъ Веберъ, что онъ не терпитъ Брандовыхъ -- Богъ знаетъ за что. То есть и я тоже терпть не могу его и не имю на это никакой причины, потому что въ танцклассахъ онъ всегда только ухаживалъ за мною съ свойственнымъ ему коварствомъ. Но для меня дло тутъ не въ немъ, а въ его божественной жен.
– - А такъ какъ мужъ и жена составляютъ одно...
– - Если бы вс смотрли на это, какъ ты милый Эмиль -- и я, то конечно... но нтъ правила безъ исключенія; а бракъ Брандовыхъ такой плохой и несчастный бракъ, что право я не вижу почему бы...
– - Къ чему такъ много говорить объ этомъ, сказалъ господинъ Вольнофъ,-- тмъ боле, что эта тема едва ли можетъ интересовать нашего гостя.
– - Не можетъ интересовать! вскричала Оттилія, всплеснувши руками.-- Не можетъ интересовать! Пожалуйста, господинъ Готтгольдъ -- извините, никакъ не могу отстать отъ старой привычки -- по скажите же этому человку, который находитъ гетевы Wahlverwandshaften нелпыми...
– - Извини, безнравственными, говорилъ я.
– - Нтъ, нелпыми -- не дальше какъ третьяго дня вечеромъ, когда мы разговаривали у конректора и ты высказалъ неслыханное мнніе, что Гёте поступилъ вроломно -- да, ты именно сказалъ вроломно -- выставивъ Миттлера, единственное лицо во всемъ роман, который говоритъ сколько нибудь правды о брак, полудуракомъ.
– - Но что же такое ты хочешь сказать своими Wahlvershaften? вскричалъ Вольнофъ почти съ досадою.
– - Онъ не вритъ въ духовное сродство, сказала Оттилія, торжествуя,-- и утверждаетъ, что оно, подобно привидніямъ, существуетъ только въ головахъ дураковъ. Но дло въ томъ, что онъ только такъ говоритъ, а втайн вритъ ему больше чмъ кто либо -- и теперь пугается, какъ ребенокъ привидній, при одной мысли, что вы дете въ Долланъ и увидитесь съ подругой вашей молодости.
– - Вотъ ты какъ поговариваешь! сказалъ господинъ Вольнофъ, скрывая свое тягостное смущеніе подъ принужденной улыбкой.
– - Боже мой, да мы въ нашемъ собраніи весь вечеръ ни о чемъ другомъ не говорили! вскричала Оттилія.-- Надобно вамъ сказать, господинъ Готтгольдъ, кром меня тамъ были еще три изъ нашего танцкласса -- вс три теперь замужемъ -- Паулина Эллисъ -- ну да вы можетъ быть не интересуетесь ею -- Луиза Пальмъ -- съ темными глазами, мы прозвали ее цыганочкой -- и Гермина Зандбергъ -- знаете, такая красивая двушка, жаль только, что она нсколько коситъ и шепелявитъ. Мы вдь въ самомъ дл знали все, все до малйшихъ подробностей, и прежде всего на счетъ вашей дуэли съ Карломъ Брандовымъ.
– - При которой, сколько мн помнится, не присутствовала ни одна изъ упомянутыхъ выше дамъ, сказалъ Готтгольдъ.
– - Очень хорошо! вскричалъ Вольнофъ.
– - Вовсе не хорошо, сказала Оттилія, надувъ губы,-- очень не хорошо и не благовидно со стороны господина Готтгольда, что онъ насмхается надъ врной дружбой, которую питаютъ къ нему столько лтъ.
– - И не думаю, возразилъ Готтгольдъ.-- Напротивъ того, мн чрезвычайно лестно, что мое бдное я могло дать хоть бы только на нсколько минутъ -- содержаніе для разговора такимъ прекраснымъ женщинамъ.
– - Посмйтесь еще.
– - Увряю васъ еще разъ, что я говорю безъ всякой ироніи.
– - Хотите дать мн доказательство?
– - Конечно, если это въ моей власти.
– - Ну такъ раскажите мн, сказала Оттилія, сильно красня,-- какимъ образомъ происходила эта дуэль -- потому-что, сказать правду, одна говорила что это было такъ-то, а другая -- такъ-то,-- изъ заключеніе мы нашли, что вс мы ничего не знаемъ объ этомъ. Разскажете?
– - Очень охотно, сказалъ Готтгольдъ.
Онъ очень хорошо заттилъ неоднократныя попытки господина Вольнофа дать другой оборотъ разговору и пришелъ къ заключенію, что ихъ прежній разговоръ вовсе не былъ такъ безцленъ со стороны его хозяина,
Эти мысли мелькали у него въ ум, въ то время какъ онъ медленно подносилъ къ губамъ стаканъ. Онъ сталъ понемногу прихлебывать изъ него и, обратившись къ госпож Вольнофъ, сказалъ съ улыбкою:
– - Съ какимъ удовольствіемъ, милостивая государыня, началъ бы я мою исторію словами шиллерова Энея: "О, царица, ты боль несказанную вызвала въ старой ран моей";-- но это некстати, право не кстати, милостивая государыня. Конечно, при сильномъ измненіи погоды я ощущаю что-то въ своей ран, но это вовсе не та несказанная боль и во всякомъ случа я ровно ничего не чувствую въ эту минуту кром глубокой истины стариннаго нарченія: молодые собственно тмъ и молоды, что строятъ разныя проказы, иногда очень глупыя. Къ числу этихъ послднихъ принадлежитъ, безъ сомннія, и моя ссора съ Карломъ Брандовымъ, которая возникла однакоже не въ танцкласс, какъ вы, милостивая государыня, полагаете,-- но только получила тамъ огласку, такъ какъ она еще задолго до этого тлла подъ пепломъ, а разъ даже грозила вспыхнуть яркимъ пламенемъ. Но первый поводъ къ ней былъ слдующій. У насъ во второмъ класс существовалъ старый и все еще свято сохранявшійся обычай -- предоставлять открытое пространство между первой скамейкой и кафедрою "старикамъ", тогда какъ "новичкамъ" запрещено было ходить туда подъ страхомъ тяжкаго наказанія. Ну, а Карлъ Брандовъ, хотя и принадлежалъ къ старымъ и даже очень старымъ воспитанникамъ, потому-что уже три года былъ во второмъ класс, но только постоянно сидлъ на одной изъ заднихъ скамеекъ, не смотря на то, что ему, сколько мн помнится, минуло уже восьмнадцать лтъ. Я принадлежалъ къ молодымъ и даже очень молодымъ; такъ какъ я, четырнадцатилтній мальчикъ, только-что поступилъ, въ день св. Михаила, во второй классъ къ немалой досад моего отца, который готовилъ меня самъ, безъ посторонней помощи, и ждалъ, что меня сразу примутъ въ первый -- и не безъ основанія, потому-что, когда по обычаю надобно было, по истеченіи первой недли, опредлить послдовательность учениковъ на основаніи особаго рода работъ, называвшихся у насъ Extemporalіa (статьи написанныя безъ приготовленія), то мои оказались совершенно безукоризненными и я былъ возведенъ съ нкоторою торжественностью въ заслуженное мною званіе Prіmus omnіum. И не смть ходить посл этого въ мсто передъ скамейкой! Я съ первой же мину ты считалъ за стыдъ это запрещеніе, а теперь объявилъ это во всеуслышаніе, прибавляя, что я не стану больше покоряться ему, а требую напротивъ того уничтоженія этого грубаго закона -- и притомъ не только для меня, но и для всхъ новичковъ, въ качеств ихъ передоваго бойца.
Формулируя такимъ образомъ свое требованіе, я слдовалъ только прирожденному мн чувству справедливости, безъ всякихъ мыслей; но оказалось, что я не могъ бы лучше дйствовать, еслибъ я былъ самымъ ловкимъ демагогическимъ агитаторомъ. Дйствуя одинъ, я не имлъ никакихъ шансовъ провести свое смлое нововведеніе; но теперь мое дло сдлалось дломъ всхъ, то есть всхъ новичковъ,-- и случаю было угодно, чтобы насъ было ровно столько же, сколько стариковъ. И въ отношеніи тлесной силы, которую мальчики этого возраста такъ хорошо умютъ опредлять, мы очень хорошо могли бы помриться съ ними; а чего недоставало -- то могло бы быть замнено энтузіамомъ, сопровождающимъ защиту праваго дла, который я не переставалъ раздувать,-- еслибы только не было Карла Брандова. Кто могъ бы противостоять этому восьмнадцатилтнему, стройному какъ сосна и полному силы герою! Онъ свирпствовалъ бы между нами, какъ Ахиллъ между троянцами, и равнина -- уютное мстечко въ еловой рощиц за училищемъ -- усялась бы трупами его повергнутыхъ на землю враговъ. Между нами было условлено, что кто во время борьбы коснется спиной земли, тотъ будетъ считаться побжденнымъ и долженъ отказаться отъ дальнйшаго участья въ битв,-- она должна была, какъ ршили, происходить на этомъ лугу, передъ глазами шести достойныхъ уваженія учениковъ перваго класса, которые съ достойною всякой признательности готовностью приняли на себя должность третейскихъ судей.