Про шакалов и волков
Шрифт:
Ей вдруг показалось, что «мерседес» философски вздохнул в ответ…
Сегодня Люша впервые села за руль своей новой машины. Движение по пустой Москве было фантастическим. Сыщице казалось, что она неспешно плывет в люксовой каюте непотопляемого корабля. Неторопливость движения была обманчива. Юля судорожно скинула ногу с педали газа, когда на Новом Арбате разогналась до ста десяти километров в час при субъективном ощущении скорости не выше шестидесяти. Сейчас, глядя на чудоиномарку, она признавалась себе, что готова
Люша схватила зазвеневший телефон со стола и горестно мотнула головой: звонила Полина, соседка по даче с какой-нибудь ерундой по поводу перекопки огорода. Юлия была страстной садоводшей, но, получив работу, агрономический энтузиазм умерила.
— Юль, ты новости не смотрела трехчасовые? — спросила Полина встревоженно.
Люша окаменела: неужели что-то о съемочной группе?!
— Нет…
— Да Илюшку, мне кажется, показывали. Он в кадр попал, и так я разнервничалась!
— Подожди, какого Илюшку?
— Ну ничего-то ты не помнишь! — рассердилась Полина. — Племянник моей сослуживицы Зои, которая в тюрьме погибла по ложному обвинению.
Люша прервала Полину:
— А, ну вспомнила! Субтильный мальчишка с затравленным взглядом, жил у тебя какое-то время летом.
— Да я его все время стараюсь опекать. Мальчишка-то хороший и круглый сирота — ни-ко-го у него в целом свете. — Полина всхлипнула. — И ты понимаешь, что меня тревожит, он явно связался с компанией дурной…
— А что он вообще делает?
— Электрик на стройке. Я один раз за лето зазвала его и поняла, что стал он другим человеком. Как подменили парня! Во-первых, стал этим… как их, которые ногами дерутся?
— Тэквондо, что ли, занимается?
— Ой, это я не знаю. Но все тренировался, все ногами-руками лупасил и главное — стрелял!
— В кого? — опешила Юля.
— Да не в кого, что ты несешь! В кружок нарисованный, в цель! Вроде из спортивного пистолета. Это он говорит — из спортивного, а там шут знает…
— Поля, желание мальчишки стать мужественным, научиться драться и стрелять — довольно похвально. Тем более он так беззащитен.
— Да он дикарем стал! Жестокий, какие-то слова все говорит странные, как закодированные.
— Ну, сленг, жаргон, — попыталась встрять Юля.
— А как объяснить, что он официантом вдруг заделался, к сладкой жизни потянулся?! Я только что его в репортаже видела, какое-то мероприятие в центре Москвы, всякие разодетые тузы, девицы, и он с улыбочкой чай подносит.
— А что плохого, если парень решил подработать? По мне, лучше за барной стойкой стоять, чем в холоде с гастарбайтерами на стройке якшаться.
— Юля! — вскрикнула Полина в нетерпении. — Парня надо спасать! Спасать!
— Да что я-то могу сделать?! — закричала в ответ сыщица.
— Я тебя прошу, Бога ради, поезжай ты на это мероприятие, возьми Илюшку к
Люша категорично возразила:
— Поля, это просто несерьезно! Во-первых, я понятия не имею, о какой тусовке ты говоришь, но явно закрытой и серьезной, раз ее по телику показывают. Во-вторых, это вообще может оказаться не Илья, а плод твоей фантазии…
— Илья, говорю тебе, Илья! — вклинилась Полина.
— И главное, как я могу взрослого пацана привезти силком домой? Он же не котенок, не рыбка в банке!
Полина помолчала и трагически изрекла:
— Юлия, ты можешь все! А если не хочешь, считай, что это мой заказ тебе как сыщику — выследить человека. Человека в опасности!
— Полина, ты перечитала детективов, — вздохнула Юля.
— Да я их вообще не читаю!
Это была чистая правда. Одинокая Полина упивалась любовными романами.
Добившись от соседки, что вечер связан с поэзией, потому что показывали портрет Ахматовой, стихотворение которой «Сжала руки…» Полина не раз декламировала по телефону бросившему ее мужу, Юлия вошла в Интернет. Узнав всю информацию о вечере поэзии на улице Замазина, она решила ехать. «Будет хоть на что-то время убить — все равно мыкаюсь…» — решила она, припудрилась и сложила кое-какие вещи в сумочку. Через пять минут «мерседес» заурчал и отчалил от неказистого подъезда в Огородной слободе, где «Помощь идет» снимала две комнаты. Через десять минут Люша парковалась в Иваницком переулке, в двух шагах от перегороженной для проезда красными ленточками улицы Замазина. Сыщица посмотрела на часы: было без четверти четыре.
Концерт шел своим чередом. Молодой актер мучительно топтался у микрофона, забыв слова гумилевского, пророческого в жизни поэта стихотворения «Рабочий». Вспомнив, наконец, строфу про отлитую «пулю, что меня с землею разлучит», он докричал стихотворение и сконфуженно ретировался. Под рукоплескания к микрофону вышел (правильнее сказать — выплыл) Беня Дыков. Огромный, несуразно одетый для гламурного пати, благодушно настроенный поэт-журналист, плевавший на политес и условности, был подкупающе естествен. Публика, начавшая было покидать скамейки, замерла, ожидая от этого чудного стихоплета эксцентричной выходки. Девицы вытягивали шейки в сторону сцены, мужчины со значением и улыбками переглядывались. И Беня выдал! Зычным, прекрасно поставленным голосом:
— Я благодарен Марте Матвеевне Гладкой за приглашение на вечер, посвященный выдающимся русским поэтам. Но не могу не высказать своего твердого убеждения, да простят меня достопочтенные организаторы, — он кивнул в сторону Марты и ее бодигардов. — Смаковать «Мартель» и севрюгу под памятником нищего при жизни, бесприютного, истерзанного пытками и мученически убитого поэта Мандельштама, тело которого лежало без погребения три месяца у стен пересыльной тюрьмы под Владивостоком, а потом было сброшено в братскую могилу… кощунственно.