Про шакалов и волков
Шрифт:
Он стоял в комнате связи рядом с невозмутимым юнцом-компьютерщиком. Мальчишка, который до того сидел на прослушке, был брошен на самый ответственный отныне участок — во двор.
— Что в пустой монитор уставился?! — излил остатки раздражения на надменного сопляка телохранитель Гладкой. — Твое дело теперь — камеры! Отслеживай этого сыскаря. Он, я чувствую, еще преподнесет нам нечаянную радость.
Пал-Пал переключил внимание на микрофон, незаметно подколотый к воротничку сорочки:
— Рамка, слушайте меня! Освобождаем улицу от машин и людей. Церемонии отставить,
— Порядок, Пал-Пал. Ждем объекты, действуем, как только фигуры замрут, — ответил хрипловатый голос невидимого собеседника по-английски.
— И море успокоится, — пробормотал Грунов и стал напряженно смотреть в камеру, фиксирующую центр двора.
Люша дала деру, поняв, что ее разоблачат через считаные минуты. Она свернула в ближайший переулок от улицы Замазина и пошла вдоль стены, огораживавшей институтскую территорию, высматривая лазейку. Нет! Ни единого шанса проникнуть на вечер не представлялось! «Не судьба. И я очень старалась…» — вздохнула сыщица, решив вернуться к машине и ехать домой.
— Че, не пускают буржуи на свои ассамблеи? — раздался старческий голос от подъезда монументального дома, стоящего напротив института. Люша обернулась на деда, сидящего на лавочке. Видимо, абориген разживался одежонкой у родных и знакомых, потому что наряд его был, мягко говоря, эклектичен. На голове — вязаная женская шапочка в красно-белую полоску, на ногах — знаковые для молодежи ботинки «мартинсы», донельзя потрепанные, на плечи накинута синяя пашмина — выцветшая, но вроде целая.
— Не пускают… — улыбнулась ему сыщица.
— А что, очень хочется приобщиться? Поэзию любишь? — хитро прищурился дед.
— Мне надо! Очень надо, дедушка. Правда, — горячо заверила Люша.
Дед встал и подошел к ней. Он оказался одного роста с маленькой Шатовой. Глаза его буравили ее лицо, но старичок выглядел безобидным и вполне доброжелательным.
— Вообще — это плевое дело, — сказал он тихо, продолжая изучать Юлю.
— Так помогите! — всплеснула она руками.
— А дай мне свой шарфик, — дед склонил голову к плечу и облизнул тонкие губы.
— Красный в клеточку? — хмыкнула Люша.
— Вот аккурат к моему жилету! Ну, жалко для выручившего тебя старика? Какой-то тряпки жалко? — заклянчил он.
— Да ничуть не жалко! Берите! — Люша сняла шарфик и с улыбкой протянула его моднику.
— Вот спасибочки, — дед с загоревшимися глазами принял шарфик, с блаженной улыбкой понюхал его и тут же ловко повязал на шею европейским узлом. Потом, расправив гордо плечи, махнул Люше: — Ну, пошли, если такая смелая. Окажемся сейчас в подсобке — стенок не касайся, перепачкаешься. Все заброшено, так что и плесень, и побелка валится… И под ноги, под ноги смотри! — увещевал дед, когда они подходили к торцу дома, где находилась едва приметная дверь в тон серой стене. Оглянувшись по сторонам, дед достал из кармана брюк связку ключей, еще раз обернулся, потом поглазел на окна и вставил ключ в замочную скважину. Дверь распахнулась, и мужичок подтолкнул
«Кажется, я снова ввязываюсь в какую-то дурацкую авантюру», — мелькнуло в голове сыщицы, которая сжала в кармане курточки баллончик с газом. Она не расставалась с ним никогда, побывав в смертельно опасных передрягах.
— Ой! Темень-то какая! — сказала, пропуская деда вперед.
— Чай, не восемнадцатый век, имеется лампочка Ильича, чтоб ему в геенне гореть не догореть, — пробурчал старожил.
Щелкнул выключатель, и перед Люшей появился слабо освещенный узкий коридорчик.
— Мы тут и продукты, и всякий скарб хранили лет пятьдесят назад. А сейчас вон трубы новые пустили, каморку опечатали, да руки-то не из задницы растут, а голова не соломой набита, — высказался старик и будто погрозил Люше ключом.
— Я тут шестьдесят пять лет живу, и еще двадцать, может, проскриплю, мне все хозяйство знать положено! Тоже мне — замок… Тьфу — и всех делов!
— А сколько же вам лет, дедуль?
— По паспорту — 76, а по жизни — все 79. Но это длинная история, ты давай, топай осторожненько.
— А куда мы попадем? — спросила Юля, мелкими шагами продвигаясь по затхлому коридору.
— Тут своя пикантность, — хихикнул дед. — В девчачью раздевалку под тренажерным залом.
— Ну вы и жучо-ок, — засмеялась в ответ Люша.
— А вот это зря! Я мужчина порядочный, и никакие извращения меня не влекут. У меня любовница молодая есть. Валюшка с Маросейки. Такая вот, как ты, — дед захихикал, а Юля остановилась и посмотрела на него с изумлением. Дед смутился:
— Ну, может, чуток постарше.
— Как же вас звать, милейший Дон-Жуан? — поинтересовалась сыщица.
— А тебе зачем на вечер надо? — вопросом на вопрос ответил провожатый.
— С одним человеком пообщаться необходимо, — ответила Юля.
— Ну-ну… — поджал губки мужичок и отрекомендовался: — Тогда Василь Иваныч я.
— Как Чапаев? — улыбнулась Люша.
— Типа того, — в ответ снова хихикнул дед. — Ну все, толкай дверцу. Там ступеньки в подвал институтский.
Василь Иваныч убрал от двери пару прислоненных досок и ногой подвинул кирпич.
— Подвал не заперт? — удивилась Шатова.
— Так я ж при тебе баррикаду разобрал! Они, институтские, думают, что дверь заколочена с нашей стороны. А с той-то никаких запоров. Только на моих преградах дверка-то и держится. Значит, пойдешь по ступенечкам вниз. Там осторожней — еще грязнее. А там уж, после подвала с хламом, за железной дверью — красота. Евроремонт и все такое. В раздевалке окажешься.
— А железная дверь тоже открыта?
— Э-эх, башка моя старая… — дед долго крутил связку ключей, снял с колечка один и дал его Люше. — Я на всякий случай на улицу дверь открытой оставлю. Вдруг что…
— Вот спасибо вам, Василь Иваныч! — с чувством поблагодарила Люта.
— Спасибо на плечи не накинешь, — поправил завязанную узлом пашмину дед. — Ты мне после какой аксессуар бедовый подаришь. Ну, может, ненужный… — опустив голову, пробурчал Василь Иваныч.
— Конечно, подарю! Ну-у… булавку для галстука!