Пробежка в парке
Шрифт:
Ветер срывает с деревьев несколько неторопливо кружащихся листьев. Один из них лениво опускается на дорожку передо мной. Я останавливаюсь, поднимаю листок, рассматриваю поверхность цвета жженой охры, провожу кончиком пальца по прожилкам. Несправедливо, что он приходит к смерти в расцвете своей красоты. Иногда я пытаюсь убедить себя, что Масуд не погиб, ведь тело нам не вернули. Может, он где-то прячется, или попал в плен, или даже благополучно пересек границу Ливана или Иордании. Впрочем, я понимаю, что шансов на то, что хотя бы одна из этих надежд сбудется, очень мало.
Я перехожу на шаг. Внезапно мне начинает казаться, что бег — самообман, просто способ избежать реальности, которая управляет моим существованием. Я кладу листок в карман джинсов. В небе прочерчивает белый след самолет. Я гадаю, куда он направляется, а потом спрашиваю себя: не приведет ли моя неприкаянность к тому, что я стану несчастной дочерью, несчастной
Я снова смотрю на реку, которая как будто всколыхнулась и превратилась в глубокий полноводный поток, точно очнувшись от сна; на деревья по ее берегам, которые качаются и шелестят под порывами ветра; и кажется, весь мир внезапно пришел в движение — движение, в котором должна участвовать и я. Поэтому я снова перехожу на бег, вспоминая слова Масуда и полагая, что это единственный известный мне способ осветить тьму.
Кэти
Я впервые вижу Мориса в обычной одежде. Вещи из «Маркс и Спенсер» придают ему весьма франтоватый вид. Да и остальных своих коллег по пробежкам я впервые вижу в нормальной одежде, если не считать Яны, которая регулярно приходит ко мне в библиотеку. У меня за кухонным столом собрались Морис, Брайан, Зофья, Элиза и Яна. Я заварила чай и выложила на блюдо покупное песочное печенье — надеюсь, они решат, что я испекла его сама. Помимо этого на столе куча буклетов, компьютерных распечаток и письменных принадлежностей, так что обстановка весьма деловая. Я с радостью вручаю руководство бухгалтеру Брайану, имеющему самый непосредственный опыт, хотя Морис, знающий окольные пути в местных органах власти и до сих пор располагающий хорошими связями, тоже может пригодиться. И, несмотря на обширность профильных познаний Брайана и Мориса, очевидно, что наилучший практический опыт создания малого предприятия — у Зофьи. Как видно, она изучила все нюансы, и хотя прожила здесь не так долго, отлично представляет, что происходит в городе.
Яна, само собой, нервничает, однако принимает от меня чашку чая и печенье, которое, как я подозреваю, слишком долго пролежало в моем буфете; когда я вспоминаю, что ее родители пекари, становится стыдно. Сначала Брайан чересчур медленно и обстоятельно разжевывает основы и предлагает возможные варианты, но как только Яна начинает задавать дельные вопросы, до него, кажется, доходит, что он говорит не с ребенком. Брайан готов помочь ее родителям составить бизнес-план, найти подходящего посредника, заполнить сложные заявления, а Морис возьмет на себя всю цифирь. Если говорить о цифрах, то очевидно, что он сбросил вес и ограничился одним печеньем, хотя это может свидетельствовать скорее о качестве печенья, чем о самодисциплине Мориса. Ему на грудь попало несколько крупинок сахара, и я едва удерживаюсь от того, чтобы стряхнуть их.
У Зофьи есть знакомые из ресторанной сферы, которых она может расспросить; а кроме того, она, кажется, знает, где можно дешево снять помещение. Мой вклад состоит в приготовлении чая. Когда я ставлю на стол очередной чайник со свежезаваренным чаем, Элиза рассуждает о возможности организовать краудфандинг через интернет, но, когда Яне растолковывают, в чем дело, она говорит, что ее отец никогда на это не согласится, он гордый человек и будет довольствоваться той благотворительной помощью, которую ему уже оказали. Мы пытаемся объяснить ей, что найдется много людей, которые захотят помочь, что это не совсем благотворительность, но Яна, кажется, укрепилась в своем мнении, и мы больше не настаиваем.
Когда деловая часть вечера наконец завершается, беседа неизбежно переходит на последнюю неделю занятий и приближающийся пятикилометровый забег в парке [9] . Мы возбужденно тараторим, словно дети перед экзаменом; я во всеуслышание заявляю, что нахожу длинные забеги весьма трудными и не способна выдержать их, не переходя время от времени на ходьбу. Элиза и Морис соглашаются со мной, но затем я выражаю надежду, что в этот знаменательный день множество людей, рядом с которыми мы побежим, возможно, дадут нам дополнительную поддержку, необходимую, чтобы добраться до финиша. Полин заверила нас, что все будет хорошо и она побежит вместе с нами, важно не время, главное — приложить все усилия, чтобы пройти дистанцию до конца. Но это еще не все, после завершения пробега мы задержимся у финишной черты и будем подбадривать оставшихся бегунов своей группы. Это вселило в меня тревогу, что именно я заставлю
9
Пятикилометровый забег в парке (parkrun) — еженедельное общественное мероприятие, проводимое волонтерами в разных странах мира, в том числе и в России, по субботам.
А потом, когда все начинают собираться домой, Яна встает и говорит, что ее отец пригласил нас всех в гости: он хочет встретиться с нами и поблагодарить. Нас ждут за два дня до финального субботнего забега. Кажется, мы все немного удивлены, но никто не намерен отказываться от приглашения. Перед уходом Морис предлагает подвезти меня к родителям Яны, и я соглашаюсь, а потом, забывшись, смахиваю с его джемпера белые сахарные песчинки.
Яна живет в маленьком, но опрятном домике, ее родители встречают нас с небывалым радушием, как давно потерянных членов семьи. Ее отец немного говорит по-английски, но официально приветствует гостей на родном языке, а Яна переводит. Потом он шутливо жалуется, что Яна слишком много бегает и даже в детстве вечно исчезала, а вся семья потом разыскивала ее. Брайан замечает, что надо было прицепить на нее трекер, но в переводе шутка теряется, и тогда нас проводят на кухню. Стол ломится от пестрых сластей, выпечки, щедро покрытой золотой глазурью, конфет и цукатов. Есть и другие лакомства, некоторые — насыщенных, ярких, пряных оттенков, и мы просим Яну рассказать об этих блюдах. Она называет по порядку: алеппские фисташки, шаварма с ягнятиной, хумус, фалафель, пита с салатом. Мы все бессознательно достаем телефоны и начинаем фотографировать.
Все это необычайно вкусно, и мы убеждены, что в городе должно найтись место для такой кухни. И меня, кажется, впервые посещает мысль, что эти люди действительно могли бы преуспеть. Брайан радостно отмечает, что у нас будет время восстановить форму перед субботним забегом, и берет вторую порцию фалафеля. Родители Яны явно гордятся своим столом и то и дело настойчиво потчуют нас. Мы знакомимся с младшим братом Яны Иссамом; вначале он немного стесняется, но потом принимается болтать о своей школе на хорошем английском с местным акцентом. Под конец мы пьем крепкий, но сладкий кофе.
По дороге домой я спрашиваю Мориса, не волнуется ли он перед большим забегом, и когда он признается, что волнуется, до меня вдруг доходит, что после окончания программы мы, возможно, больше не увидимся. Эта мысль огорчает меня, но я не знаю, как сохранить завязавшееся знакомство, и интересуюсь у Мориса, будет ли он бегать и дальше. Немного подумав, тот отвечает, что, вероятно, не будет, хотя продолжит заниматься спортом, правда, пока не знает, каким именно. У него в досуговом центре рекламировали какую-то игру наподобие тенниса, под названием пиклбол, и он подумывает попробовать. Затем, решительно глядя вперед и крепко сжимая обеими руками руль, Морис произносит: что бы ни случилось, он на диван уже не вернется. Я замечаю в ответ, что даже регулярная ходьба — это уже хорошо; я видела буклет с заманчивой рекламой пеших туров по Швейцарским Альпам, Майорке и Хорватии. Но до меня тут же доходит, как это, должно быть, звучит, и я пытаюсь вернуться к обсуждению родных Яны и угощения, которым мы только что лакомились.
Но наступает момент, когда я должна выйти из машины. Внезапно ночное небо взрывается россыпью разноцветных огней — кто-то пустил фейерверк, оставшийся с Хеллоуина. Мы вытягиваем шеи, наблюдая за медлительным каскадом, исчезающим в небытии. Я собираюсь сказать что-то о яблоках в карамели с бенгальскими огнями [10] , но, прежде чем успеваю открыть рот, Морис, не отрывая взгляда от ночного неба, начинает рассказывать мне о своей дочери Рэйчел и о том, как он за нее беспокоится. Я многое могла бы на это ответить, но не перебиваю его. И даже когда Морис заканчивает, я не даю легковесных советов, потому что все это очень сложно, а я и сама немного боюсь. Так что мы молча сидим в машине, не замечая вспышек света в темном небе, пока я наконец не предлагаю Морису зайти ко мне на кофе, а он поворачивает голову и смотрит на меня так, будто впервые видит. Он в нерешительности благодарит меня, но потом спохватывается и говорит, что ему пора домой. Я легонько похлопываю его по руке и вылезаю из машины.
10
Яблоки в карамели с зажженными бенгальскими огнями в Великобритании принято подавать на Ночь Гая Фокса, или Ночь костров (5 ноября), традиционный праздник, связанный с историческим событием — провалом так называемого Порохового заговора 1605 года, когда группа заговорщиков, среди которых был офицер Гай Фокс, намеревалась взорвать английский парламент.