Проблема Аладдина
Шрифт:
Даже между очень близкими людьми, даже между братьями остаются табу. Определившись с ними, мы вынесли их за скобки. Как-то раз – в сейме произошел очередной скандал – я застал Ягелло глубоко погруженным в газету. Он сказал:
– Просто смешно, что они никак не выберутся из безденежья.
Я
– А ведь у них в Померании богатейшая земля, где благосостояние было привычно.
Я старался выразиться нейтрально, но Ягелло, очевидно, все-таки расстроился. Тут зияла рана, как и у меня. Разница в том, что он еще не хотел мириться с потерей Польши, а я – Померанииxv. Дружба подверглась испытанию, которое выдержала.
Путешествуя сегодня, не только по Европе, но и по далеким странам, мы понимаем, что там под землей лежат наши братья. Они зовут нас, и нам, как сынам Кореевым в 87-м псалме, приходится терпеть. «Молитва в тяжких испытаниях и близкой смертельной опасности».
Наступила весна. Наши ночи длились все дольше; порой, когда мы расходились, уже светало. Служба не страдала, напротив: бодрствование переносилось на нее, как будто мы тренировались в абстрагировании. Мне было позволено участвовать в ранних верховых прогулках.
Дружба Ягелло принесла мне и поворот в карьере. После года в военном училище я получил лейтенанта; Ягелло тоже повысили – он стал младшим штабным офицером, и его перевели в берлинское посольство на должность атташе. Оттуда он выписал меня в качестве помощника. Это оказалось несложно; на дипломатической службе людей много. Ни моя надежность,
На новом месте мы продолжили наши беседы. Нам приходилось быть еще более осмотрительными, так как посольства весьма чувствительны; стены имеют уши, за любым общением наблюдают. Слово «дружба» не приветствуется. Как в старых семинариях, здесь предпочитают, чтобы в перерывах товарищи собирались втроем, не вдвоем.
И тут многому приходилось учиться. Ягелло показывал мне кое-какие не предназначенные для моих глаз досье, хотя знал, что я общаюсь со старыми друзьями и родственниками. Я жил в свое удовольствие и никуда не торопился.
Как-то утром, когда мы ехали верхом по Тиргартену, я мимоходом сказал:
– Ягелло, я уношу ноги.
Казалось, он не удивился:
– Я давно предполагал, а вообще-то знал с самого начала. Ты ждешь от меня огромного одолжения. Лучше бы ты мне вообще ничего не говорил.
– Именно этого я не хотел и не мог. Предлагаю тебе вставить в очередное донесение, у тебя-де появились сомнения в моей надежности. Я исчезну, прежде чем из Лигница придет моя отставка.
И опять подтвердилось: друг умел думать.
– Ответ поступит не из Лигница, так как донесение идет наверх, – сказал он, – к тому же мне полагалось бы доложить послу при первом подозрении. А главное: если ты исчезнешь сразу после этого, они, несомненно, заключат, что я тоже дерну стоп-кран, что мы в заговоре. Ты ведь изучал процесс Оппенгеймера.
Конец ознакомительного фрагмента.