Проблема «бессознательного»
Шрифт:
Д-р Smirnoff указывает, что нами на страницах «Журнала невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова» (1960, № 10) была высказана мысль о том, что основные теоретические положения психосоматического направления лишены экспериментального обоснования. Д-р Smirnoff возражает по этому поводу следующим образом:
«...Экспериментирования, о котором говорит Ф. Бассин и которое необходимо, по его мнению, для фундирования научной теории (а также, с чем Бассин должен согласиться, если будет последователен, и для критики этой теории), недостает самому проф. Бассину в той области, которую он критикует, т.е. в области психоанализа. Этого экспериментирования ему безусловно не хватает для того, чтобы судить как о методе, так и о практике психоанализа. А это обстоятельство принудительно переводит обсуждение в теоретический план, в область предвзятых мнений и заключений без того, чтобы было позволено ссылаться на ,,праг- матические“ доводы, лежащие
Этой методологической критикой д-р Smirnoff не считает возможным пренебречь. Однако он полагает, что, отвечая на такую критику, он не имеет права использовать какие-либо аргументы, основанные на экспериментировании.
Второе общее соображение, высказываемое д-ром Smirnoff затрагивает вопрос о критериях истинности научного знания. Д-р Smirnoff поднимает этот вопрос в связи с дискуссией, имевшей место на страницах журнала «Вопросы психологии» (1960, № 3), между нами и итальянским сторонником теории психоанализа, проф. Musatti, в которой мы охарактеризовали психоаналитическую теорию как реакционную. Принимая участие в этом споре, Smirnoff говорит следующее:
«...Проф. Musatti имеет выгодную возможность указать, что о научной теории следует судить не по ее исходным позициям, идеалистическим или нет, а на основе таких критериев, как точность этой теории, ее достоверпость, ее отношение к фактам. Ответ, даваемый на это проф. Бас- синым, носит сложный характер. Бассин отмечает, что проф. Musatti оценивает значимость научных данных только на основе критерия объективной эффективности, в то время как в действительности существуют два различных способа для суждения о правильности научной теории. С одной стороны, это ее достоверность, с другой — роль, которую теория играет в эволюции цивилизации и общества, и эти две стороны вопроса не всегда совпадают. Именно это обстоятельство составляет для проф. Бассина корень проблемы, ибо хочет он того или нет, конечный критерий истинности теории дается для него социальным прогрессом. Для проф. Бассина ложная теория определяется следующим образом: это теория, которая не оказывает на науку в тот момент, когда ее оценивают, никакого влияния. И напротив, он полагает, что существуют теории, которые, будучи глубоко ложными, не перестают, однако, оказывать значительное влияние на культуру и общественную жизнь, и именно эти теории проф. Бассин называет реакционными».
Далее д-р Smirnoff заключает: «На этой фазе спора становится ясным, что проводимая Ф. В. Бассиным критика психоанализа, заключающаяся в утверждении, что истинна лишь та теория, которая ведет к социальному прогрессу, позволяет дискутировать, применяя только догматическое утверждение или отрицание.
Переходя к обсуждению более специальных вопросов и касаясь нашего замечания, что Freud, отправляясь от методологически ложных позиций, пришел к выводам, носящим фантастический характер, д-р Smirnoff указывает: «Толкование, которое проф. Бассин дает намерениям Freud, конечно, не соответствует чему бы то ни было из того, что Freud мог написать. В том, что поддерживает проф. Бассин, заключается какой-то мрачный юмор: обвинять Freud (т.е. человека, компентентность которого в вопросах нейрофизиологии своего времени проф. Бассин признает и чьи работы в этой области длительно пользовались авторитетом) в том, что он построил фантастическую физиологическую систему на основе гипотетической психологической схемы, что значит внушать просто какой-то тихий бред. Я уверен также в том, что Ф. В. Бассин понимает в буквальном смысле модели, разработанные Freud под аналогичными названиями, но ни в коем случае не налагаемые на какую бы то ни было физиологическую реальность».
Далее д-р Smirnoff высказывает ряд критических замечаний по поводу наших соображений о патогенезе функциональных синдромов («Вопросы психологии», 1958, №5-6; 1960, №3). Представление, по которому в клинике истерии можно наблюдать существование логических связей между характером синдрома и психологическим содержанием аффективного конфликта, спровоцировавшего синдром, в то время как в подавляющем большинстве случаев органических расстройств подобных связей не обнаруживается, лишь воскрешает, по мнению д-ра Smirnoff, устарелые и эклектические представления Janet. Павловскую теорию патогенеза истерии д-р Smirnoff не считав! возможным отвергнуть, однако он не представляет, какое физиологическое обоснование имеет эта концепция. Апелляция при объяснении патогенеза истерии к сложным эмоциям сближает, по мнению д-ра Smirnoff, нашу трактовку с психоаналитическим подходом, однако нашей ошибкой
В заключительной части статьи д-р Smirnoff призывает не выдвигать в полемике на передний план второстепенные моменты, а сосредоточиться на обсуждении «главного открытия, сделанного фрейдизмом», открытия, которое имеет, по мнению д-ра Smirnoff, столь же революционное значение, как открытие Коперника или появление философии диалектического материализма, т. е. открытия «бессознательного». Именно по зтой линии предлагает д-р Smirnoff направить дальнейшую дискуссию.
Д-р Koupernik:
«Мне трудно ответить на интересную статью проф. Бассина, не ссылаясь на статью Brisset, которая явилась для Бассина отправной. Высоко оценивая широту подхода и эклектизм Brisset, я хочу в свою очередь сформулировать некоторые критические замечания по поводу его позиции. Наиболее существенный упрек, который я ему должен сделать, это то, что он умолч-ал о значительном вкладе, который был сделан новейшей экспериментальной физиологией. Этот вклад не ограничивается, чтобы по атому поводу ни говорилось, павловской техникой и гипотезами Selye. Brisset умалчивает, действительно, о всем нейрофизиологическом западном экспериментальном направлении, связанном с проблемой важных подкорковых зон, будь то исследования центроэнцефалической области, проведенные Penfield, работы Moruzzi и Magoun и их последователей, посвященные вопросу о ретикулярной формации мозгового ствола, бесчисленные экспериментальные исследования гипоталамической и ринэнцефальной области...
Это все частные моменты, но наиболее важным обстоятельством (здесь мы охотно согласимся с проф. Басси- ным) является то, что Brisset недооценивает в конечном счете интегрирующую и организующую роль норвноп системы. Я хотел бы, чтобы его подпись стояла под следующими двумя положениями:
1. Все, что является психосоматическим, необходимо реализуется мозговыми структурами.
2. Не всякая активность нервной системы, выявляющаяся на периферии, обязательно психического происхождения.
Другими словами, не подлежит сомнению, что психический процесс в любых его формах является мощным стимулом для активности центральной нервной системы, но эта система может быть приведена в действие и другими факторами...
Мне надлежит теперь вернуться к статье проф. Бассина. Уже тот факт, что «Revue» публикует мой ответ, подтверждает одно из утверждений Ф. В. Бассина, а именно, что статья Brisset выражает собой credo этого «Revue». Я готов принять упрек в «европоцентризме», который делает нам Ф. В. Бассин, но при условии, что он нам покажет, в чем именно традиции индийской и китайской медицины смогли благоприятно повлиять на развитие современной медицинской мысли. Это могло бы явиться предметом интересной статьи, учитывая, что мы мало осведомлены в этом вопросе. Мы, например, знаем из того, что дала китайская медицина, только акупунктиру, которая не основывается, по моему мнению, ни на какой надлежащей анатомической или физиологической схеме. Что же касается старой неприязни, которую советские авторы испытывают по отношению к Virchow, я могу выразить только вежливое удивление. Ф. В. Бассин приводит слова великого рус- бкого физиолога Й. М. Сеченова: «Живая клеточка организма, являясь единством с точки зрения анатомической, не является таковым с точки зрения физиологической, здесь она равна среде, которая ее окружает,— межклеточному пространству. Поэтому целлюлярная патология, в основе которой лежит представление о физиологической самостоятельности клетки или, по крайней мере, о гегемонии последней над окружающей ее средой, как принцип ложна». Это утверждение игнорирует важный факт, который был неизвестен в эпоху И. М. Сеченова, а именно факт отличия химического состава среды интрацеллюлярной от состава веществ, заполняющих экстрацеллюлярное пространство, и осмотического обмена, который происходит между этими средами. Я полагаю, что этот факт делает совершенно напрасным спор между сторонниками целлюлярной теории и их противниками, поскольку «целлюляристы» могут включить свои представления в рамки общей патологии. И говоря откровенно, нам представляется непонятным, каким образом можно рассматривать как действенную критику, которую Энгельс мог направить в адрес Virchow.
Мне кажется, что Brisset несправедлив по отношению к Павлову и что последний отказывался от психологии и психологических терминов действительно только в целях точности. Однако, даже внимательное чтение недавних или относительно недавних работ не позволяет получить представление о психологических теориях, преобладающих в СССР. Все заставляет нас думать, что эти теории не рассматривают человека как какую-то интегрированную механику процессов торможения и возбуждения, по мы были бы рады получить этому более подробное подтверждение».