Проблема человека в западной философии
Шрифт:
Психопатология дает нам множество примеров, когда человек отказывается покинуть всеобъемлющую материнскую среду. В экстремальных формах мы встречаем даже потребность вернуться в материнскую утробу. Человек, который полностью одержим подобным желанием, являет собой картину шизофрении. Он чувствует и действует, как ребенок в материнской утробе, и не способен осуществлять даже самые элементарные функции маленького ребенка.
Во многих случаях тяжелых неврозов мы наталкиваемся на ту же потребность, правда в форме приглушенного желания, которое выражается только в снах, симптомах и невротическом поведении. Оно возникает из конфликта между глубоким желанием человека остаться в утробе матери и его возросшей личностной частью, которая хотела бы жить нормальной жизнью. Это желание проявляется в снах в виде символов, когда, например, человеку снится, что он находится в темной пещере или на глубине в одноместной подводной лодке и т. п. В поведении такого человека можно заметить страх перед жизнью и глубокую зачарованность смертью (смертью, которая в фантазиях равнозначна возвращению в материнскую утробу, к матери-земле).
Некоторые тяжелые формы привязанности к матери отмечаются в тех случаях, когда человек, так сказать, позволил себя родить, но боится сделать следующий
Патологические феномены в жизни отдельного человека имеют свои параллели в жизни человеческой расы. Особенно четко это проявляется в универсальном распространении инцестуальных табу, которые мы находим даже в самых примитивных обществах. Инцестуальное табу — необходимая предпосылка любого человеческого развития, причем важное значение здесь имеет не столько сексуальный аспект, сколько аффективный. Для того чтобы родиться, чтобы идти вперед, человек должен отделиться от пуповины; он должен преодолеть глубокое стремление остаться связанным с матерью. Инцестуальное стремление приобретает силу не вследствие сексуальной привлекательности матери, а в силу потребности остаться (или возвратиться) во всеобъемлющую материнскую утробу, остаться у груди все-кормящей матери. Инцестуальное табу есть не что иное, как два херувима с огненными мечами, которые охраняют вход в рай и препятствуют людям вернуться в свое доиндивидуальное состояние единения с природой.
Однако проблема инцеста не ограничивается привязанностью к матери. Связь с ней является лишь элементарнейшей формой всех естественных кровных связей, которые дают человеку чувство укорененности и принадлежности. Кровная связь может быть распространена и на другие отношения кровного родства, соответствующие определенной системе. Семья, род, а позже государство, нация или церковь перенимают функции, которые первоначально имела индивидуально каждая мать в отношении своего ребенка. Одиночка примыкает к этим институтам, он чувствует себя укорененным внутри них, он идентифицирует себя с ними и чувствует себя частью их, а не существующим отдельно от них индивидом. Кто не принадлежит к тому же роду, тот рассматривается в качестве чуждого и опасного элемента, как существо, которое не обладает теми же человеческими качествами, что и члены собственного рода.
Фрейд видел в привязанности к матери решающую проблему в развитии как человеческой расы, так и индивида. В соответствии со своей теорией он объяснял интенсивность привязанности к матери тем, что маленький мальчик чувствует сексуальное влечение к ней. В этом проявляется присущее человеческой природе инцестуальное желание. Неослабевающую привязанность к матери на более поздних этапах жизни Фрейд возводил к неослабевающему сексуальному влечению. Поскольку это допущение Фрейд связывал с наблюдениями, касающимися того, что сын восстает против своего отца, он остроумнейшим образом согласовывал свое допущение со своими наблюдениями через «эдипов комплекс». Вражду сына к отцу он объяснял как следствие его сексуального соперничества с ним.
Однако Фрейд, правильно осознав огромную роль привязанности к матери, ослабил в то же время значение своего открытия его своеобразной интерпретацией. Он спроецировал на маленького мальчика сексуальное восприятие взрослого мужчины. Поскольку мальчик, как полагал Фрейд, имеет сексуальные желания, он должен чувствовать себя сексуально увлеченным женщиной, которая находится к нему ближе всего, но вынужден отказаться от своих желаний в данном треугольнике из-за превосходящей силы своего соперника, никогда, однако, не будучи в состоянии полностью оправиться от этой неудачи. Теория Фрейда представляет собой удивительно рационалистическую интерпретацию наблюдаемых фактов. Поскольку Фрейд придает такое значение сексуальному аспекту инцестуального желания, он объясняет желание маленького мальчика как нечто вполне разумное. При этом от него ускользает подлинная проблема: глубина и интенсивность иррациональной, аффективной привязанности к матери, желание вернуться в ее среду, остаться частью ее, страх полностью от нее освободиться. Согласно объяснению Фрейда, инцестуальное желание не может быть осуществлено из-за присутствия отца-соперника. В действительности же это инцестуальное желание находится в противоречии со всеми требованиями жизни взрослых.
Таким образом, теория «эдипова комплекса» является одновременно и признанием, и отрицанием решающего феномена — тоски мужчины по любви матери. Придавая инцестуальному стремлению исключительное значение, Фрейд признает тем самым важность привязанности к матери, а обозначая эту привязанность как сексуальную, он отрицает ее подлинное, а именно эмоциональное значение.
Если привязанность к матери характеризуется также и сексуальным свойством, что, несомненно, имеет место, то это происходит потому, что аффективная фиксация настолько сильна, что она влияет и на сексуальные желания, но не потому, что сексуальные желания лежат в основе этой фиксации. Совсем наоборот, сексуальное желание, как известно, неопределённо в отношении своего объекта, и в целом оно является именно той силой, которая помогает юноше отделиться от своей матери, а не привязывает его к ней. Однако там, где интенсивная привязанность к матери изменила нормальную функцию сексуального влечения, мы должны иметь в виду две возможности. Первая возможность состоит в том, что сексуальное влечение к матери служит защитной мерой против желания вернуться в ее утробу. Это желание ведет к психозу или смерти, в то время как сексуальное желание, по крайней мере, соединимо с жизнью. Человек спасает себя от страха перед угрожающей утробой матери посредством более близкой к жизни фантазии — сексуальной близости с ней [324] . Другая возможность, которую нужно принимать во внимание, заключается в следующем: фантазия о половых сношениях с матерью не обладает качеством сексуальности взрослого человека, она
324
Это выражается, например, в сновидениях, когда спящий находится в пещере и боится задохнуться в ней, после чего он вступает в половые сношения со своей матерью. Данный поступок приносит ему чувство облегчения.
Тот факт, что Фрейд настолько исказил свое открытие, можно объяснить неразрешимостью проблем его отношений с собственной матерью, однако гораздо бoльшую роль в этом сыграли его строго патриархальные настроения, которые были столь характерны для эпохи Фрейда и которые он полностью разделял. Мать была низведена с пьедестала высшего объекта любви, и на ее место был возведен отец, причем предполагалось, что он играет самую большую роль в эмоциональной жизни ребенка. Сегодня, когда патриархальная точка зрения потеряла значительную долю своей убедительности, почти неправдоподобными кажутся слова Фрейда: «Я едва ли могу назвать более сильную потребность в детском возрасте, чем потребность в отцовской защите» [325] . Аналогичным образом он высказался о смерти своего отца в 1908 году, заявив, что это «важнейшее событие и самая существенная потеря в жизни человека» [326] . Тем самым Фрейд освобождает для отца место, которое в действительности принадлежит матери, и низводит ее до предмета сексуального вожделения. Богиня превратилась в проститутку, а отец был поднят до центральной фигуры универсума [327] .
325
Freud S. Das Unbehagen in der Kultur, 1930, S. 430. Курсив мой. — Авт.
326
цит. по: Jones. The Life and Work of Sigmund Freud. N.Y., 1957, U. 1, p. 324.
327
Устранением фигуры матери Фрейд совершил в психологии то же самое, что Лютер совершил в религии. Фрейд является как бы протестантским психологом.
За одно поколение до Фрейда жил другой гениальный исследователь, раскрывший центральное значение привязанности к матери в развитии человека, — Иоганн Якоб Бахофен. Поскольку Бахофен не был ограничен рационалистически-сексуальной интерпретацией привязанности к матери, он мог видеть факты глубже и объективнее. В своей теории матриархального общества он предположил, что человечество до патриархата прошло стадию, в которой привязанность к матери, крови и почве была важнейшей формой соотнесенности как для отдельного индивида, так и для общества. В этой форме общественной организации мать была центральной фигурой в семье, общественной жизни и религии. Даже если многие исторические конструкции Бахофена оказались недолговечны, все же он открыл одну форму общественной организации и одну психологическую структуру, которые не были признаны психологами и антропологами только потому, что с их патриархальной точки зрения, идея об обществе, управляемом женщинами, а не мужчинами, казалась просто абсурдной. Тем не менее, многое говорит в пользу того, что Греция и Индия до завоевания с севера отличались культурами с матриархальной структурой. На это же указывает большое число и значение материнских божеств. (Виллендорфская Венера, материнское божество из Мохенджо-Даро, Исида, Иштар, Рея, Сильвия, Кибела, Хатхор, богиня змей из Ниппура, богиня воды Аи из Аккада, Деметра и индийская богиня Кали, которая дарит и разрушает жизнь, — вот лишь некоторые примеры). Во многих современных примитивных обществах мы можем еще обнаружить пережитки матриархальной структуры в матрилинейных формах кровного родства и матрилокальных формах брака. Более того, даже там, где общественные формы больше не являются матриархальными, все еще встречаются многочисленные примеры матриархального отношения к матери, крови и почве.
В то время как Фрейд видел в инцестуальной фиксации только негативный, болезненный элемент, Бахофен ясно различал как негативный, так и позитивный аспект привязанности к фигуре матери. Позитивный аспект состоит в чувствах жизнеутверждения, свободы и равенства, характеризующих всю матриархальную структуру. В той степени, в какой люди являются детьми природы и детьми матерей, они все равны, имеют равные права и притязания, и это определяет единственная ценность — жизнь. Иными словами, мать любит своих детей не потому, что один лучше другого, не потому, что один больше отвечает ее ожиданиям, чем другой, а потому, что все они — ее дети, и потому, что в этом качестве они все равны и имеют равные права на ее любовь и заботу. Бахофен ясно раскрыл и негативный аспект матриархальной структуры: привязанностью человека к природе, крови и почве блокируется развитие его индивидуальности и его разума. Он остается ребенком и не способен к прогрессу [328] .
328
Интересно проследить, как в течение последнего столетия оба эти аспекта матриархальной структуры были подхвачены двумя противоположными мировоззрениями. Марксистская школа с большим воодушевлением приветствовала теории Бахофена, поскольку в матриархальной структуре содержался элемент свободы и равенства (см.: Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 34–85). После того как на протяжении многих лет теориям Бахофена почти не уделялось никакого внимания, их с тем же воодушевлением подхватили нацистские философы, хотя и в силу совсем других соображений. Их привлекла иррациональная привязанность к крови и почве, составляющая другой аспект матриархальной структуры, как она представлена у Бахофена.