Проблемы с проклятым
Шрифт:
— Дженкс прав, — сказала я, неловко подвинувшись, чтобы освободить место для Трента. — Машина Дойла у ворот. — Посмеиваясь, я осмотрела остальную часть сада, мне не нравились свет и шум, доносящиеся из передней части церкви. Находясь внутри, мы должны были вести себя тихо, но если мы не включим свет, никто бы не узнает, что мы там. Возможно.
В мгновение ока, с тихим звуком скрежещущего камня, Трент оказался передо мной на стене, похожий на дикого короля, когда он присел на мгновение, чтобы полюбоваться ночью, прежде чем легко спрыгнуть на землю. Его лицо было бледным в тени, когда он потянулся за Констанс. Когда я увидела его
«Черт возьми, насколько же девушке может повезти?» подумала я, опуская перед ним клетку. У меня был парень, который не только умел перепрыгивать через стену, но и получал от этого удовольствие. Любя его, я спустилась вниз, и ноги коснулись земли с глухим стуком, который я скорее почувствовала, чем услышала.
Трент положил мне руку на талию, будто хотел убедиться, что я рядом. Его пальцы прошлись по коже, оставляя мурашки, и я намеренно врезалась в него. Здесь, в моем саду, в темноте, наполненной стрекотанием, было восхитительно, и я пожалела, что мы пробираемся не в мою собственную церковь, а, может быть, во что-нибудь более веселое, например, в музей за артефактом, который нам нужно позаимствовать, или в ОВ, чтобы уничтожить наши файлы. «Я могу работать с Трентом, не опасаясь за его жизнь», — подумала я, притягивая его ближе, чтобы украсть быстрый поцелуй.
— О, маленькие червивые яблочки, — пожаловался пикси. — Просейте пыльцу попозже. У нас есть дела.
Трент неохотно отстранился, но наши пальцы оставались переплетенными, пока мы шли к тропинке. На могиле Нэша цвели коралловые цветы, и сладкий аромат наполнял пространство, пока мы шли по старым камням.
— Так где же ты достал амулет, который работает только в полнолуние? — спросила я, и настроение Трента смягчилось.
— У мамы. Она подарила его мне, когда я вернулся домой из лагеря весь исцарапанный, выпав из окна. Я пытался пробраться на кухню лагеря за чем-то. Она сказала, что, если я собираюсь действовать незаметно, у меня должны быть подходящие инструменты.
Я заулыбалась.
— Это была половинка трехслойного торта.
У Трента отвисла челюсть.
— Ты помнишь?
Я усмехнулась, отпуская его руку, чтобы лучше удерживать равновесие, перешагивая через низкую стену, отделяющую кладбище от моего более ухоженного сада.
— Ага. Вишня в шоколадной глазури. Ли опрокинул мою порцию в грязь. Ты сломал ему нос, и он швырнул тебя в дерево. Вот где ты поцарапал руку.
— Ли бросил меня в… — Взгляд Трента стал отсутствующим, он хмурил брови. В воде, которую давали в лагере, были блокаторы памяти, но большинство вещей, как правило, вспоминались после достаточного количества подсказок. — Он сказал мне, что я поцарапался, выпав из окна.
— Поэтому мы и бросили его в тот заброшенный колодец неделю спустя. У нас было три замечательных свободных дня. А потом меня выгнали из лагеря, потому что я больше не умирала.
Трент рассмеялся, и меня охватило теплое чувство.
— С такими друзьями…
— Кому нужны враги, — закончила я, часто задаваясь вопросом о дружбе Трента и Ли, которая едва не закончилась полномасштабной войной. На крыльце горел свет, и я, шаркая ногами, остановилась возле теплого свечения, ожидая, пока Дженкс закончит разведку, прежде чем мы войдем. Встревоженная, я посмотрела на деревянный забор, отделяющий нас от улицы. Они пели что-то тихое
Дженкс подскочил, его пыльца была ярко-золотистой. Это был его сад, и он не станет бродить по нему тайком.
— Да, — сказал пикси. — «Дитя четверга» Дэвида Боуи.
— Мммм, — скривив губы, Трент сжал мои пальцы, прежде чем отпустить, чтобы взять Констанс в другую руку.
— Не смейся. Это отличная песня, — сказала я, и Дженкс хихикнул.
— Конечно, но они поют ее в память о тебе.
— Эй, — громко прошептала я, отвлекшись, когда Трент дотронулся до меня, подталкивая вперед.
— Никто не смеется, — сказал Трент, но Констанс смотрела на меня так, словно хотела, чтобы она могла. — Думаю, это достойная дань уважения.
— Разве тебе не нужно патрулировать сад? — спросила я, и Дженкс поднялся, отсалютовав мне, прежде чем улететь, низко пригибаясь и петляя среди камней. — В этой песне нет ничего плохого, — сказала я, но внутри меня все сжалось. — Ребенку четверга предстоит многое сделать, — говорилось в детском стишке, и, хотя, некоторые люди утверждали, что это означает «предназначение для великих свершений», другие считали, что автор обращается к детям, которым приходится преодолевать несправедливые препятствия, будь они медицинскими, эмоциональными или простым невезением. В любом случае, песня была грустной, и петь ее было легко. Они увидели в ней меня? Это был спорный комплимент.
— Это хорошая песня, — повторила я, поднимаясь по широким ступеням крыльца. В кухне было темно, и Трент без колебаний последовал за мной, когда я открыла незапертые французские двери. В церкви было тихо, если не считать шума с улицы. Здесь не было ни эльфов, ни соседей по комнате, только пустые тихие столы и гудящий холодильник.
— Мои книги наверху, — прошептала я. — Тритон отдала мне все свои, и хотя у меня их всего четыре, Дали, возможно, положил глаз на одну из них, — сказала я, направляясь по коридору в святилище, Трент следовал за мной по пятам. — Как думаешь, те жемчужины, которые я взяла у Нэша, могут иметь какое-то лей-линейное значение? Они были на нем, когда Констанс выпотрошила его.
Последнее я произнесла довольно язвительно, видя, что вампир была в клетке в руках Трента, но мое внимание переключилось, когда Трент дернул меня обратно.
Прозвучавшее невысказанное предостережение поразило меня. Затаив дыхание, я посмотрела на разномастные диваны и кресла вокруг большого кофейного столика. Там сидела темная тень, сгорбившись, словно от горя. По крайней мере, так оно и было. Мой голос заставил тень поднять голову, и я вздрогнула от его разочарования, от гнева, отразившегося в уголках его губ, когда он бросил яркий цилиндр, который держал в руке, на стол и уставился на меня.
— Ал? — спросила я, замирая от ощущения огромной силы, исходящей от ближайшей лей-линии. Мое сердце тяжело забилось, страх пробежал по спине. Подозрение укоренилось, и я тоже подключилась к лей-линии. Я понятия не имела, почему Ал оказался в церкви, но это был он в изысканном костюме из черного с золотом шелка, с красными кружевами на манжетах и шее. Я никогда не видела его таким раньше и заколебалась, увидев ярость в его красных глазах с козлиным разрезом. Это же Ал, да?
— Э, я рада, что ты здесь, — сказала я, но на самом деле вопрос был в том, почему он сидит в моей гостиной со стопкой книг и пустой клеткой для сверчков с колокольни.