Проблемы с проклятым

Харрисон Ким

— Сначала руны, — тихо сказала я, решив начать сверху и подвигаться по часовой стрелке по кругу.

— Против часовой, — распорядился Ходин, и я подавила гримасу.

«Изменение», размышляла я, когда писала первую руну на зеркале, затем «Воля» и «Смерть», за которыми внизу «Разжигание», «Рост» и, наконец, «Урожай». Это были могущественные символы, и старые, очень старые.

Руководствуясь рунами, я начала рисовать линии звезды. «Урожай» к «Воле», «Рост» к «Смерти», «Изменение» к «Росту», «Воля» к «Разжиганию»,

«Урожай» к «Разжиганию» и, наконец, «Изменение» к «Смерти». Ртутный мел провел толстую, плотную линию, и хотя обычно я поддерживала легкую связь с лей-линиями, я почувствовала, как она усилилась, став почти головокружительно сюрреалистичной.

Ходин опустил плечи и нахмурился, будто что-то должно было случиться, а я изучала набросок. Тритон была печально известна тем, что кое-что не включала в печатный текст, если там была иллюстрация.

— Здесь нужен круг, — сказала я и, начав с руны «Изменение», начертила круг от точки к точке, снова называя руны по ходу дела, чувствуя, как моя связь с линиями становится сильнее, когда я дохожу до конца.

— «Изменение», — прошептала я, когда круг был завершен, и с поразительным свистом палочка-сигара загорелась.

— Вау. — Стеф оторвала взгляд от приготовленного тушителя. Ходин тоже казался впечатленным, и он придвинулся ближе, делая пометку под почерком Тритон, добавляя круг. Пробормотанное слово на латыни закрепило каракули на месте.

— Хорошо. — Ходин удовлетворенно отстранился, когда чистый запах розмарина стал горьким, когда он подгорел. К нему присоединился кисловатый запах грецкого ореха и электризующий аромат чего-то, что я не могла идентифицировать. — Погаси, — сказал он, и глаза его загорелись. — Шесть капель и залить.

«Сейчас?» подумала я, начиная гадать, делал ли Ходин когда-нибудь в своей жизни это заклинание. Стеф тихонько пододвинула тушащий раствор, и я, поколебавшись, взяла его в руки. Палочка-сигара все еще горела, как рождественская елка в июле. Ходин заерзал, явно желая, чтобы я ее погасила, но я ждала, перекатывая палочку между большим и указательным пальцами, пока от палочки не остался только пепел, поднимающийся дым, казалось, гудел во мне, как электричество.

— Шесть, — тихо сказала я, укол крошечного лезвия об указательный палец почти не был замечен. Шесть капель малинового цвета упали внутрь, и аромат красного дерева поднялся высоко. Гаситель был активирован. Я делала все правильно, и улыбка заиграла на моих губах.

Ходин придвинулся ближе, колокольчики на его подоле зазвенели.

— Произнеси заклинание.

Слабейший намек на жженый янтарь заставил меня замолчать, и я сделала паузу. Он был немного чересчур нетерпелив, и мне это не понравилось.

— Ходин, сколько копоти я получу за это?

Выражение лица Ходина померкло.

— Немного поздновато спрашивать.

Я взглянула на Дженкса, и его крылья расплылись до невидимости,

хотя он не отошел от каминной полки.

— Нет, еще не поздно. Сколько?

Ходин поморщился, глядя на светящиеся линии и тлеющие угли.

— Очевидно, что это зависит от того, что ты сделаешь с проклятьем. Затуманить сильную волю будет дороже, чем слабую. Небольшое отклонение от реальности — это меньше, чем большая ложь.

Это было то, чего я ожидала, и, успокоенная, я осторожно погасила пепел.

— Призови, — сказал Ходин. — Сейчас.

Мне не понравилось, что он выкрикивал приказы, и, не уверенная, что доверяю его нетерпеливой догадке, я сделала успокаивающий вдох.

— Damnatio memoriae, — сказала я, вздрогнув, когда волна ощущений пронзила меня, волнуя, когда она покалывала мои конечности и возвращалась в мою ци, теплую и сверкающую. Я приоткрыла губы, когда грязный пепел пополз к нарисованным линиям звезды, как слизевик.

— Святые коты! — сказала Стеф. — Это чертовски жутко, — добавила она, и Ходин бросил на нее раздраженный взгляд.

Очевидно, он пробовал это проклятие раньше и потерпел неудачу, и я не могла избавиться от чувства легкого самодовольства, когда линии ртути образовали светящийся шестиугольник сквозь слой пепла и сока бузины.

— Запечатай его, — сказал он, но я уже потянулась за чистым песком, насыпая его на шестигранную звезду, пока мягкие комочки линий глифа не скрылись под ровным слоем. Если разобраться, магия на самом деле была вариациями на похожие темы.

— In statu nascendi, — сказала я, подпрыгнув от резкого щелчка разъединения. Внезапно мир показался мне более блеклым, огоньки пикси в саду приглушенными, а блеск на листьях более тусклым. Я потеряла связь со Вселенной и содрогнулась от этого отсутствия.

— И это все? — сказала Стеф, и Ходин кивнул, его напряжение было почти ощутимым, когда он осторожно сдувал песок в сторону, но отдернул руку, когда палочка с черным пеплом, который он обнажил, рассыпался в прах.

— Чертово ведро с гноем! — выругался он и, проявив необычную вспыльчивость, толкнул книгу, которая скользнула по столу и врезалась в испачканное сито. Стеф подскочила, чтобы удержать его от опрокидывания, и Дженкс спрыгнул вниз, его крылья предупреждающе захрустели, когда он приземлился мне на плечо.

— Сработало, — настаивала я, собираясь руками смахнуть песок и свернуть еще три трубки. — Я знаю, что это произошло. Я почувствовала это! — Но там не было ничего, кроме рассыпающегося коричневого песка, и я откинулась назад, сбитая с толку. — Ты когда-нибудь делал это заклинание? — обвинила я, и он сердито посмотрел на меня, угрюмо опускаясь в кресло. — О, так ты думал, что дашь мне это выяснить? Может быть, взорву себя в безвременье в процессе?

— Вы с Тритон думаете одинаково, — пробормотал он задумчиво.