Проблемы сердца и органов кровообращения

Дальке Рудигер

Во всех остальных ситуациях нашего полярного мира Единство на уровне человека оказывается труднодостижимым – или, говоря словами Шопенгауэра, «вся жизнь двойственна». Несомненно, жизнь в полярном мире пронизана противоречиями, и именно любовь позволяет нам ненадолго прикоснуться к Единству. А сердце – это именно то место, где наш взгляд может преодолеть узкие границы этого мира, подчиненного разуму. Именно поэтому во всех языках мира сердце становится символом любви – от небесной любви к Богу, до любви, объединяющей двух людей, и даже дальше – до той, которая оказывается весьма действенной в рекламном отношении, сохраняя свое символическое значение в высказывании: «I ? Sony». Когда мы украшаем нашу машину наклейкой в виде сердца или, будучи влюбленными, вырезаем на стволе дерева сердце = и наши имена, образ сердца всегда символизирует стремление уйти от двойственности и нашу тоску по Единству.

Две верхних дуги в символическом изображении сердца переходят в острый кончик, который естественным образом притягивает наш взгляд. В качестве символа человеческой любви сердце нередко изображается пронзенным стрелой Амура. Бог любви – сын богини любви Венеры – стреляет

вслепую, но он всегда метко попадает в цель и зажигает сердца людей, а иногда даже вонзает в них огненную стрелу. Само собой разумеется, что те, в кого он попал, в ту же минуту загораются и пылают в огне всепоглощающей любви друг к другу. Горячая любовь гонит свое пламя все дальше и бушует в пылающем сердце. Влюбленные подростки в наши дни называют предмет своей страсти Flamme (нем. «пламя»). Однако в данном случае речь идет об очень человеческой и, соответственно, полярной форме любви. Чтобы выполнить задачу, поставленную перед ним его матерью (посеять любовь), Амур нередко использует и оружие своего отца – бога войны Марса. В результате зажженная таким образом любовь оказывается полярной и в большей степени затрагивает не центр человека (сердце), а половую систему влюбленных друг в друга людей. В данном случае будет более честным использовать греческое имя Амура – Эрот, поскольку речь в первую очередь идет именно об эротике.

Выражение «дама сердца» отчетливо демонстрирует важность указанной личности для нас. Человека, которого мы прижимаем к сердцу, мы действительно любим; такому человеку мы могли бы подарить свое сердце и тем самым самого себя. Когда мы таким образом теряем свое сердце, то есть, иными словами, остаемся без середины, без своего центра, мы лишаемся любой эгоцентричности и эгоизма; мы, так сказать, растворяемся в другом человеке, становимся с ним единым целым. Все доводы рассудка запросто преодолеваются любовью, показывающей нам путь над безднами. Обратимся к современной формулировке: «Любовь является стимулом для сердца в сочетании с одновременной локальной анестезией для рассудка». Если мы следуем своему сердцу или его языку, голос разума затихает. «Любовь ослепляет!»

То, что прикипело нам к сердцу, становится для нас таким же близким, как наш собственный ребенок, которого мы выносили под сердцем. Последнее высказывание с анатомической точки зрения не имеет смысла, однако в переносном смысле оно оказывается тем более ценным. То, что прикипает к нашему сердцу, так же близко нам, как наш ребенок, и все происходящее с ним мы принимаем очень близко к сердцу. Язык не случайно связал это выражение с самыми важными вещами в нашей жизни. Если же, напротив, у нас на сердце лежит тяжесть, это значит, что что-то очень сильно беспокоит нас, нередко оно тяжелым грузом ложится на наше сердце и на нас самих. То, что трогает наше сердце, затрагивает наш центр; то, что мы принимаем близко к сердцу, мы впускаем в глубины нашего внутреннего мира. Чтобы запомнить что-то наизусть и надолго удержать внутри себя, англичане учат это «by heart», а французы – «par coeur». Мы всем сердцем внимаем тому, что очень важно для нас, и всем сердцем желаем того, о чем мечтаем в глубине нашего существа. Аналогичным образом сердечная радость – самая глубокая. Народная мудрость знает, что самый искренний смех идет от сердца. Если мы хотим, чтобы наш собеседник говорил с нами абсолютно откровенно, от всего сердца, мы просим его говорить, «положа руку на сердце», предполагая, что это означает безусловную честность. Обращаясь к своему истинному центру, человек может говорить только правду, так сказать, в простоте сердца.

Помимо символического понимания сердца как центра человека и места, где живет любовь, язык показывает нам, что сердце является нашим важнейшим органом чувств и самовыражения. Соответственно, с помощью сердца мы можем чувствовать, ощущать, видеть и слышать. Так, Маленький принц Сент-Экзюпери говорит о том, что видеть можно только с помощью сердца, поскольку для нашего внешнего зрения самое важное остается невидимым. Сердце намного восприимчивее, чем все остальные органы чувств, и поэтому оно является самым ранимым нашим органом. Поразить в сердце нас может не только пуля, нож или копье, но и (в первую очередь) слова и насмешки. Нередко противники дают мощные (словесные) залпы, которые часто попадают человеку в самое сердце. И поскольку слова могут ранить, такие попадания могут принести вред и в более долгосрочной перспективе. Сердце, которому долгое время причиняли боль, в конце концов заболевает.

Однако о признаках этой болезни мы поговорим позже, сначала попробуем найти в языке ответ на вопрос, как сердце реагирует на внешние раздражители, воздействующие на органы чувств. Мы знаем, что сердце может ощущать радость, и говорим: от радости оно бьется сильнее или даже колотится. Оно может выпрыгивать из груди, а если радость слишком

велика, может даже разорваться. Такая опасность возникает в первую очередь тогда, когда радость оказывается неожиданной или обрушивается на нас. Реакцией сердца в ином случае может стать страх, а от страха сердце может остановиться. Это значит, что событие, которое поразило нас и наше сердце как гром с ясного неба, оказалось слишком тяжелым потрясением для сердца и для его ритма, оно потрясло наше сердце и нас самих. В менее тяжелых ситуациях, в первую очередь связанных с волнением, мы реагируем нарушением сердечного ритма, или сердцебиением. Мы говорим даже о мерцательной аритмии, и этот термин переносит нас уже в сферу медицины.

Если неожиданность связана с чем-то страшным, то у нас сердце может уйти в пятки. Разумеется, таким образом соскользнувшее вниз сердце является самой плохой из возможных ситуаций при встрече с чем-то пугающим. В такой ситуации необходимо взять себя (свое сердце) в руки и собраться с духом, тем самым продемонстрировав силу своего сердца и, соответственно, свое мужество. Ведь мужество тоже живет в сердце, как и его противоположность – трусость. О мужественном человеке говорят, что у него храброе сердце или сердце, как у льва. Одного из самых бесстрашных людей поэтому называли Ричардом Львиное Сердце. С другой стороны, об этом человеке известно, что его сердце легко приходило в состояние возбуждения, то есть было способно на сильные эмоции. Заячье сердце труса, напротив, легко впадает в панику или, как минимум, дрожит, как осиновый лист.

Наши предки-германцы делали вывод о мужестве человека по размеру его сердца. Поверженным врагам они вскрывали грудную клетку, и, если сердце оказывалось большим, они делали вывод о том, что победили действительно мужественного противника. Если же сердце оказывалось маленьким и продолжало сокращаться и дрожать, оно принадлежало трусу. В переносном смысле мы продолжаем действовать аналогичным образом и в наши дни, говоря о человеке, что у него «большое сердце». Медаль за храбрость в армии США не случайно называется «Пурпурное сердце» («Purple Heart»), причем пурпурный цвет дополнительно усиливает аспект мужества в бою. Герои, получившие эту медаль, в прямом смысле слова рисковали кровью своего сердца ради своей страны. Тот, кто сражается с пылом и страстью и ставит свою страну выше своей собственной жизни, действительно любит эту страну всем сердцем.

Сердце является не только превосходным барометром наших эмоций – тех движений чувств, которые вырываются из нас наружу (лат. emovere – двигаться наружу), но и местом их возникновения. Если мы по каким-то причинам не выпускаем эмоции наружу, а подавляем их, они скапливаются в сердце и создают нам проблемы. Они могут оказывать на него давление и даже привести к нарушению сердечного ритма или работы сердца в целом. «Я не сержусь, хотя мое сердце и разрывается» (Генрих Гейне). И сразу же вспоминается предложенная Шекспиром терапия этого состояния: «Дай скорби стать злобой. Не тупи, разгневай сердце». Мудрость языка очевидно связывает тяжесть на сердце с давлением жизни, а сердечный ритм – с ее ритмом. Когда сердце замирает, останавливается, сбивается с ритма или колотится как сумасшедшее, язык связывает с этими проявлениями определенное душевное состояние, которое очень тесно связано с соответствующей медицинской ситуацией. Галопирующее, или бешено колотящееся, сердце принадлежит загнанному в угол человеку. Маленькое сердце присуще человеку бездушному, тогда как владельцем большого сердца является великодушный человек.

Помимо этого, бросается в глаза тот факт, что языку, а в первую очередь его диалектам, знакома своя собственная патофизиология в части как содержания, так и формы (звучания слова). Возникает даже искушение рассматривать языкотворчество как одно из направлений поп-арта – «искусство говорящего рта». Выражения «только ледяное сердце может разбиться», «сердечный пожар» или «сердечная боль» демонстрируют глубокое знание психосоматических аспектов нашего центра. Народная мудрость давно знает: «Больное сердце живет только в человеке, который находится в разладе с самим собой и миром». Тот, кому пришлось пережить что-то, надрывающее сердце, и кто не смог душевно переработать пережитое, действительно подвергается опасности того, что его сердце когда-нибудь разорвется. Прежде чем его настигнет сердечный удар, он будет ощущать, что у него сердце колет. Возможно, сердце и ранее переворачивалось у него в груди, хотя он и не сделал соответствующих и жизненно необходимых выводов из этой ситуации. Возможно, со своим трепещущим сердцем он пережил слишком многое, так что угроза возникновения инфаркта была очевидна заранее, и он не поразил этого человека как гром среди ясного неба. Уже задолго до этого сердце судорожно сжималось у него в груди. Также оно, скорее всего, достаточно часто сильно билось, пытаясь достучаться до своего владельца и напомнить ему о своем праве выполнять свою работу спокойно, без помех со стороны подавленных эмоций. Тот, кто не умеет слушать свое сердце, должен чувствовать его.