Пробуждение Посейдона
Шрифт:
– Это начинает звучать как еще один символ веры, - сказал Ру.
– Да будет так. Вы оба пришли сюда в поисках знаний - познание мира было целью вашей жизни. Физика - это один из путей, который вы выбрали для изучения разума других существ. Но этот поиск смысла - того, что вы считаете истиной, - привел вас только к этому. Сомнение. Отчаяние. Кризис веры во что бы то ни было.
– Правда причиняет боль, - сказала Гома.
– Но все равно это правда.
– В таком случае вам нужно найти способ справиться с этим. Правда - это еще не конец, Гома. Это всего лишь дверь. За ней тоже
– Он непринужденно пожал плечами.
– На Земле тоже, насколько я знаю. Трудные времена еще не закончились. Возможно, они еще даже не начались. Но нам понадобятся хорошие, сильные люди, чтобы противостоять им. Вы спрашиваете меня о вере. Я верю в нас - в наши возможности, в нашу предельную способность делать правильный выбор. Люди так и восстали. Люди и машины. Все мы. Но хуже всего было бы начать сомневаться в себе.
Кану вернули к ним через три дня. Хранитель вернулся на свою прежнюю позицию, облетев Орисон по более высокой орбите, чем у "Травертина". В течение нескольких часов не было никаких явных изменений в его расположении, ничего, что указывало бы - если предположить, что Кану все еще существовал в каком-либо значимом смысле, - что он содержал в себе человеческое существо. Гома подумала о том, чтобы свериться с записями на борту корабля, чтобы освежить в памяти то, что произошло при аналогичных обстоятельствах, когда Чику Грин была помещена в одну из этих машин. Но обстоятельства были схожи лишь до определенного момента - Кану не был Чику, и этот мир не был Крусиблом.
Он появился так же быстро, как и в первый раз, и в центре его внимания был тот же участок земли, где ждал Кану. Хоботок нанес стремительный удар по поверхности, и когда он отступил, оставив лишь завиток пыли, там оказалась человеческая фигура в скафандре, стоящая на коленях, руки по швам.
Гома надела свой собственный костюм, как только Хранитель начал приближаться. Она была в шлюзе и ждала.
Она бросилась к нему, нашла их общий канал. Все лампочки на его костюме были зелеными, и она могла видеть запотевание от его дыхания на внутренней поверхности лицевого щитка.
– Кану, поговорите со мной.
Он пошевелился. Он повернул к ней свое лицо. Он открыл глаза, моргнул, поначалу казалось, что ему трудно сосредоточиться.
– Гома.
– Да, я здесь. С вами все в порядке?
– Да.
– Но потом он остановился. Последовало мгновение спокойного раздумья, как будто ее вопросы заслуживали самых искренних ответов, которые он мог дать.
– Во всяком случае, я так думаю.
– Кану, вы были внутри Хранителя. Целых три дня. Вы помните что-нибудь из этого?
– Три дня?
– Да.
– Мне не показалось, что прошло три дня. Может быть, три года. Три десятилетия. Со мной случилось кое-что странное, Гома. Я не совсем уверен, что именно.
– Затем он протянул руку, и она помогла ему встать, сначала неуверенно, но, казалось, с каждой секундой он набирался сил.
– Что-то странное, - повторил он.
– Мы были внутри них. Мы пытались заставить их понять.
–
– Такими, какими они были раньше. Кем они перестали быть. Какими они могли бы стать снова.
– Не понимаю.
– Порог Гупты-Уинг. Спросите Чику. Свифт рассказал им. Свифт заставил их увидеть - он понимал это лучше, чем когда-либо понимал я.
Его слова ничего для нее не значили, за исключением упоминания о Чику.
– Кану, Свифт все еще у вас в голове?
– Нет. Свифт сейчас с ними. Они забрали его, но оставили меня.
– С некоторой покорностью он добавил: - Теперь со мной покончено.
– Свифт в Хранителе?
– Во всех них. Он распространяется между ними, как идея, которую они не могут не распространять. Они были слепы к теореме Гупты-Уинг, и как только они переступили порог, у них не было причин сомневаться в себе. Но Свифт дает им повод усомниться в том, кто они такие.
Это звучало как болтовня, но она подумала, что маловероятно, будто Кану Экинья стал бы нести чушь ради этого.
Она взяла его за локоть и помогла вернуться в лагерь.
– Упростите это для меня. Я работаю со слонами, а не с машинами. Это хорошо или плохо?
– Мы должны посмотреть. Это все. Как и все остальное. Неужели прошло всего три дня, Гома?
– Стала бы я лгать вам, дядя?
Он споткнулся о камешек; она подхватила его прежде, чем ему был причинен какой-либо вред.
– Смотрите под ноги, посол.
– О, я теперь не посол. Я оставлю это моему другу.
– Тогда кто же вы такой?
– Человек, все еще надеющийся найти какую-нибудь полезную цель в жизни. Если это ему позволят. Если он еще не исчерпал свой прием.
– Вам нужно сделать одну полезную вещь.
Прямота ее заявления вызвала смех.
– А я должен?
– Да. Вы возвращаетесь в Крусибл вместе со мной. С Ниссой. Если они смогут помочь ей на Крусибле, так тому и быть. В противном случае мы продолжим путь на Землю. Вы знаете эту планету, и мне понадобится проводник, когда я туда доберусь.
– Кто-то, кто убережет вас от неприятностей? Возможно, я не слишком подхожу для этого. В любом случае, Земля будет очень странной даже для меня, когда мы вернемся.
– Вы были в Африке, Кану?
– Один или два раза.
– Она все еще будет там?
– За исключением откровенно невероятного... да, я полагаю. Так и должно быть.
– Тогда вы можете отвезти меня на Килиманджаро. У меня сердце Юнис.
– Только ее сердце?
– Все остальное останется здесь, с Восставшими.
– Гома рискнула оглянуться через плечо, на пустеющее небо.
– Как вы думаете, Хранитель вернется?
– Нет, еще какое-то время. Им нужно кое о чем подумать.
– Тогда нам нужно будет заняться организацией похорон. Кану, с вами все будет в порядке? Вы потеряли Ниссу, теперь Свифта. И потом, что бы там с вами ни случилось...
– Я справлюсь, Гома. Когда ты уже однажды умер, умение справляться с трудностями становится второй натурой.
– Думаю, вы могли умереть во второй раз.
– Три раза, если учесть Ужас. Я постараюсь, чтобы это не вошло у меня в привычку.
– Пожалуйста, не надо, - сказала Гома.