Пробуждение Посейдона
Шрифт:
– Однако чего-то не хватает. Что-то, что должно быть здесь, но чего нет.
– У меня возникла та же мысль.
– Где Хранители?
– спросила Нисса.
Запланированный курс "Ледокола" привел их в область лун, проскользнув между их орбитами на полпути между Посейдоном и самой высокой орбитой его спутников. Траектория полета дала бы возможность рассмотреть спутники более подробно, но главный интерес Кану представляли арки, поднимающиеся из океана подобно видневшимся извивам морских змей.
Постепенно их вид на арки улучшился. Только вершины были свободны от атмосферы, но большая часть их высоты находилась в чрезвычайно разреженном воздухе, что практически не мешало датчикам "Ледокола".
Если это были колеса, то их протекторы были шириной в километр, очень узкие по сравнению с их высотой. Их ободья также были толщиной около километра, и не было ни спиц, ни ступиц. Арки - возможно, колеса - были сделаны в основном из какого-то бледно-серого неметаллического материала, предположительно обладающего огромной конструкционной прочностью. Из глубокого космоса "Ледокол" обнаружил радарное обратное рассеяние, как от металлов, но это оказалось своего рода орнаментом или украшением, нанесенным на поверхность колес. Вырезы на ободе и протекторе, инкрустированные или заглубленные, возможно, даже в виде барельефа - из космоса это было невозможно определить - намекали на плотный металлический узор. Чтобы получить более четкое и детализированное изображение, им нужно было бы подойти гораздо ближе, чем на пять световых секунд. "Ледокол" не предназначался для полетов в атмосфере, но он мог приземлиться на верхушку одного из колес, что, в свою очередь, дало бы им косвенный доступ к поверхности. Кроме "Наступления ночи", на борту "Ледокола" не было ничего, что могло бы служить шаттлом, посадочным модулем или средством для возвращения - по крайней мере, ничего, способного вернуться. Если другие варианты были исчерпаны, существовали одноразовые спасательные капсулы, которые должны были доставить их в моря Посейдона.
Но не сейчас. Это был первый проход, разведывательная экспедиция. Когда они получше изучили систему, определили источник сигнала и обнаружили, что водяной лед преобразуется в водород, который, в свою очередь, будет питать баки инициализации ФПЧ-привода и гарантировать им поездку домой, тогда они могли подумать о том, чтобы поближе взглянуть на колеса.
– Нам нужно другое название для них, - задумчиво произнес Кану.
– Просто "колесо" недостаточно значимо. Возможно, мировые колеса. Тебе это нравится? Мировые колеса Посейдона. В этом есть определенный смысл.
– Как скажешь.
– Думаю, это чудесно и пугающе, и я бы ни на секунду не пропустил это.
– Ты пришел сюда, чтобы помочь роботам, а не осматривать достопримечательности. Не забывай об истинной причине этой поездки.
Он улыбнулся, все еще пребывая в счастливом порыве открытия.
– Как я мог?
– И что Свифт думает обо всем этом?
– Свифт - это сплошной интеллект - блестящий и быстрый. Свифт по имени, Свифт по натуре - но на самом деле Свифт знает не так уж много. В моей голове не было места для него, чтобы вместить всю мудрость вселенной - я несу свои воспоминания, свой жизненный опыт. Свифт может в какой-то степени опираться на мои знания, пробовать мои воспоминания, но в основном он здесь для того, чтобы служить свидетелем, направлять мои интерпретации и действия.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Свифт задается вопросом, не машины ли сделали колеса. Мир вращается. И Свифт задается вопросом, сделало бы это их богами.
– Значит, твой друг начал обращаться к вере? На твоем месте я бы внимательно следила за ним.
– Роботы имеют право задавать
– Это не запрещено законом.
Вскоре они оказались внутри орбиты лун, все еще двигаясь со скоростью сто километров в секунду.
Насколько мог судить "Ледокол", все сорок пять лун были похожи друг на друга: каждая представляла собой идеально правильную серую сферу диаметром двести километров. Их по-прежнему было очень трудно разглядеть, они поглощали или рассеивали электромагнитное излучение и ничего не показывали другим датчикам "Ледокола". Никакого намека на массу, или магнетизм, или излучение частиц. Конечно, искусственные, решил Кану, и хотя луны были больше мировых колес, а расположение их орбит - впечатляющим достижением, он счел их менее устрашающим достижением, чем поверхностные структуры. Безусловно, они были достойны восхищения и определенно заслуживали дальнейшего внимания - но он был доволен тем, что отодвинул их на третье место после "новой Мандалы" и "мировых колес". Их будет достаточно для изучения, когда остальные чудеса будут собраны подчистую.
Но когда "Ледокол" прокладывал себе путь по хороводу орбит, его датчики обнаружили еще одну темную сущность, кружащую вокруг "Посейдона".
Она была меньше любой из лун, и, следовательно, они до сих пор не замечали ее. Она была на одну-две световые секунды ближе к Посейдону и двигалась по орбите быстрее.
Первой мыслью Кану было, что они случайно наткнулись на обломок захваченной планеты - крошечную естественную луну, нарушающую порядок сорока пяти искусственных спутников. В конце концов, ни одна солнечная система не была свободна от первичного материала, и рано или поздно некоторые из этих блуждающих фрагментов раннего формирования планет должны были попасть в гравитационную ловушку и оказаться втянутыми на орбиты вокруг более крупных миров.
Однако ему было любопытно. Возможно, на этом осколке был водяной лед, спрятанный в тени кратеров. Возможно, они могли бы использовать его в качестве базы для операций, когда вернутся, чтобы поближе познакомиться с Посейдоном. Он приказал "Ледоколу" сконцентрировать все свои датчики на маленьком фрагменте и стал ждать, когда перед ним появятся результаты.
Вот оно: отколотый осколок чего-то большего - с одного конца шире, чем с другого, и разрубленный поперек под углом с очень четким разделением. Кану молча уставился на него. Он чувствовал, что находится на пороге какого-то жизненно важного признания, но не совсем в состоянии установить связь.
Именно Нисса опознала эту штуку.
– Это Хранитель, - сказала она с холодным, спокойным почтением в голосе, как будто говорила о недавно умершем.
Что, возможно, и было на самом деле.
Это был труп Хранителя, а не живое целое. Они смотрели, пожалуй, на половину его прежних размеров. Он был разрезан надвое, по невероятно точной диагонали.
Кану подумал о Хранителе, которого они видели на пути к Европе, - в форме сосновой шишки, с лучами синего излучения, пробивающимися между пластинами его брони. Они всегда были темными, если не считать этого голубого света, но здесь была только темнота.
– Что-то убило его, - сказал он.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Первой мыслью Гомы, когда достаточно рассеялся туман пробуждения, чтобы появилось что-то похожее на сознание, было то, что Мпоси и Ндеге, сестра и брат, ее мать и дядя, должно быть, уже соединились в смерти. В этом почти не могло быть сомнений, учитывая факт ее собственного выживания. Не было бы никакой причины будить ее до конца путешествия, не было бы никакой случайности, что ее тело было бы способно выжить, и в то же время не было никаких шансов, что ее мать пережила долгие десятилетия их спячки на "Травертине".