Пробуждение
Шрифт:
Такие же молодые люди, не старше этой девушки, ее ныне знаменитого Леньки, каждый на своем месте, сообща собирали по частям это, казалось бы, необъятное, многоступенчатое сооружение, которое будет электростанцией, и черты ее были уже видны.
Они проступали сквозь незавершенность конструкций, бетонные пролеты, арки.
Но пока что - почерневшие от солнца и пыли лица, грохот, жара рабочий день...
Девушка лежала молчаливая, сосредоточенная на своем.
– Ну что?
– спросил он привычно.
–
– Если б я знала...
– девушка заговорила, обращаясь не к нему, ни к кому, - заранее все бы знала... Надо уж было до конца, а то глупость какая-то. Стыдно, смешно... Чего доказала?
– Помолчав, она вдруг спросила с отчаянием, поразившим Петра: - Он бы плакал, если бы я умерла?
– Кто он?
– не понял Петр.
– Ленька...
– сказала девушка так, как будто Петр и вправду мог ответить, плакал бы Ленька или нет, но ответила она сама, уверенно: Плакал. Я знаю. Он слабохарактерный, ему всех жалко.
– Тебе лучше не разговаривать.
– Ему всех жалко, понимаю. Вот и Дуську пожалел, а вот меня - нет... Она как бы размышляла.
– А может, я сама виновата. И Дуську теперь бабы заклюют... А при чем тут Дуська, если он все сам? Я сама... Им-то хоть бы что, а мне стыдно было даже на улицу выйти... а ведь еще и на работу ходить надо...
Петра не особенно интересовало все, что говорила эта девушка, он не слушал слова, не вникал в смысл их - важно было доставить ее в больницу в порядке.
– А его за меня в тюрьму не посадят?
– спросила она.
– Все это чепуха, - сказал Петр.
– Помалкивай.
– Глазам больно...
– сказала она, пытаясь снова прикрыть их ладонью, но рука, перевязанная в локте, не сгибалась.
– Тоже, нашла способ.
– Петр осторожно прикрыл ей глаза своей ладонью.
– Теперь знаешь сколько будет заживать...
– Я так не хотела...
– тихо сказала девушка.
Помолчав, она вдруг начала говорить, спокойно, как о другом человеке. И то, что глаза ее были закрыты ладонью Петра, помогало ей.
– ...Встала. Вышла в степь. Деваться-то некуда... Кругом люди. И так мне ясно сделалось, поняла, что от завтраго мне нечего ждать, и от послезавтраго, и ничего мне не нужно ни от кого... никого на свете как будто нет... все чего-то ходят... Я крови боюсь - из пальца брали - чуть не в обморок... веревку нашла. А где? После нашла за сараями гвоздь, большой. Вбиваю, а гвоздь сквозь стенку... Труха. Вбиваю кирпичом, кирпич разбился...
Петр держал ладонь на ее глазах, не зная, не понимая сам, почему он не прервет ее, не остановит.
– ...Кирпич разбился, - продолжала она. Засмеялась.
– Ну, нашла дверь, цельную. Вбила кое-как... мамку вспомнила, сестру. Надо бы заплакать - не могу. Отца жалко, себя жалко, Леньку, Дуську, дуру, а не могу плакать... совсем уже
Петр почувствовал, что ладонь его стала мокрой - девушка плакала.
– Уберите руку, - вдруг зло сказала она.
– Снимите.
Он снял.
– Зачем вы заставляете меня все это говорить? Зачем?
– с тем же ожесточением спросила она.
– Ты с ума сошла. К чему мне это!
– возмутился Петр и в ту же секунду поймал себя на том, что он действительно слушал ее чрезвычайно внимательно, и вся эта бесхитростная история не просто взволновала его, а показалась ему чем-то более существенным и важным.
– К чему?
– повторила девушка.
– Значит, есть к чему! Слушали, слушали! Ничего я вам больше не скажу! Хоть тресните!
– И отвернулась к стене.
Шли босиком по мелкой, неширокой речке.
Под ногами - камни.
Вода ледяная, и множество темных рыбьих спин.
Одни упорно двигались вверх по течению. Другие уже скользили вниз, вялые, с потертыми о камни дна боками, их уже несло, и они не сопротивлялись.
– ...Каждые три года заходят сюда - метать икру, - говорил Петру Коля, второй пилот.
– Отметались - помирай.
Он ткнул ногой плывущую боком рыбину.
– Смотри, - он показал на двух замерших рыб, - стоят, пристраиваются.
Рыбы плотно стояли против течения.
– Сейчас начнут, - сказал Коля.
И действительно, между рыбами вдруг появилось что-то вроде темного облачка, и рыбы сразу же отвалили в сторону, их понесло вниз.
Петр наклонился над водой, рассматривая.
– И как эти икринки запоминают, из какой они речки? Тут, бывает, дом родной не найдешь, - говорил второй пилот.
Они еще походили недолго, задевая ногами рыб, умылись, обулись, а потом была долгая и приятная подготовка к ужину.
Здесь все были свои - экипаж не в первый раз прилетал к рыбакам.
Чистили рыбу к ухе, уже на берегу горел костер, тут же для гостей в большой миске отмывали, солили свежую икру.
Вечер наступил внезапно, поставили на стол фонарь - уху по мискам разливал пожилой рыбак, - миски в молчании передавались по столу - до первой рюмки и первой ложки острой, густой ухи никаких разговоров не было все с наслаждением ожидали того момента, когда старший за столом поднимает стакан за здоровье прилетевших и можно будет приняться за еду на чистом вечернем воздухе.