Прочитать и уничтожить
Шрифт:
Она выговорилась, но легче не стало. Бен сидел с нечитаемым выражением лица, а Рей думала о том, что лучше бы ему уйти. Только сейчас она заметила у него в руке сложенный лист бумаги, скорее всего, то самое письмо.
– Тебе так плохо в этом доме? – глухим голосом поинтересовался он, – кто обидел тебя?
Рей нервно рассмеялась.
– Что ты сделаешь? – с вызовом спросила она, – перережешь обидчику глотку во сне? Есть тут один урод, который считает меня своей собственностью. Только если с ним что-то случится, то в колонии отправлюсь я, а не ты. Или меня просто передадут
– Рей, – оказалось, что, чтобы потерять весь свой запал и сдаться, достаточно одного ласкового слова. Еще куда большую силу это слово имеет, если это твое имя. Большие сильные руки притянули девушку к широкой груди и она послушно и крепко обняла человека, которого видела в третий раз в жизни. Объятия. Вот чего ей действительно не хватало. Они не могли изменить ее грядущей участи, но могли подарить немного спокойствия и тепла в тот момент, когда она в этом так нуждалась. Хоть немного надежды. Осколок того мира, о котором Рей ничего не помнила. Мира, где можно долго и самозабвенно плакать в чьих-то теплых, заботливых руках.
– Ты все еще злишься?
– Да, злюсь, конечно, – между всхлипываниями выдавила Рей, – но не уходи. Пожалуйста, просто посиди со мной еще немного.
Глава десятая. Жест доброй воли
День церемонии Рей начала с того, что надавала себе оплеух. Горящие от ударов щеки хоть немного помогли успокоиться и собраться с мыслями. Если накануне служанка выплеснула все свое недовольство сложившейся ситуацией на случайно подвернувшуюся, в принципе, совершенно неповинную в ее бедах, душу, то теперь гнев девушки обращался только к себе самой.
Она расклеилась. Дала слабину. И нужно наконец-то взять себя в руки и перечислить в уме простые и понятные правила, которые позволяли ей прежде сохранять трезвый рассудок.
Она никто. Для нее нет места в этом мире и то, что ей была отведена такая важная роль, оказана такая большая честь и дана хоть какая-то возможность – не наказание, а благо. Ее бесполезная, пустая жизнь угодна Всевышнему, угодна государству. Она сможет отплатить за еду, кров и уход, которые получала незаслуженно. Кто-то лишен и этого. Кто-то, кто, вероятно, болтается на позорной стене с мешком на голове. Кто-то, кто роет безжизненную, зараженную землю в колониях. Кто-то, кто мертв. Она пока еще нет. И нужно цепляться за это со всей храбростью на которую способна ее птичья душонка.
На протяжении всех подготовительных мероприятий Рей была спокойна. Она словно вышла из собственного тела и наблюдала за его приключениями со стороны, вернувшись к осознанности только в тот момент, когда представилась возможность насладиться горячей ванной. Как правило, служанкам эта привилегия становилась доступна только накануне церемонии. То ли слишком роскошная, то ли – опасная. В душе ведь нельзя утопиться, даже имея самое сильное желание. Рей не имела. Она держалась стойко.
Она повторяла свои доводы как мантру и вроде бы была молодцом. Во время молитвы, которая в прошлый раз была опущена, она смиренно не поднимала глаз. Из искреннего желания быть правильной и послушной,
Она наконец-то решилась оторвать взгляд от носков своих сапожек и с удивлением обнаружила, что не одна пребывала в таком состоянии духа: Фазма мерила шагами комнату, словно запертая в клетку тигрица. Командор стоял в отдалении у окна, всем своим видом демонстрируя полную непричастность ко всему происходящему. Воздух в помещении стал душным и вязким. Рей захотелось прокашляться, чтобы очистить горло, словно облепленное какой-то пленкой, но в тоже время она понимала, что не стоит привлекать к себе внимание.
Фазма наконец-то соизволила остановиться и бросила взгляд на старинные часы, венчавшие комод.
– Сколько времени мы должны здесь находиться!? – выплюнула она и ее, как правило, довольно размеренная и вдумчивая манера речи сменилась непривычными, визгливыми интонациями.
– Фаз… – как-то растерянно откликнулся хозяин дома. По крайней мере Рей показалось, что в его голосе было смятение, ведь устройство искажавшее его, мешало считывать эмоции. И она впервые слышала, чтобы магистр обращался к жене по имени.
Фазма вытянула палец, указывая куда-то за дверь.
– Этот козел там внизу будет сидеть и ждать, пока мы не спустимся и не явим ему сраные доказательства, – прошипела женщина, – у нас нет выбора. Нет выбора! – зачем-то повторила она и прикусила губы.
Рей совершенно позабыла про все свои терзания, испытывая теперь чрезвычайную неловкость от того, что вынужденно стала свидетельницей странной сцены, разыгравшейся между супругами. Она могла бы порадоваться, что на нее никто не обращает внимания, но это было сомнительным утешением.
Она вдруг осознала ужасающую вещь, которая опустилась на нее ушатом ледяной воды.
Госпожа любит своего супруга, каким бы жутким чудовищем он не был. И ее разрывает изнутри от осознания того, что в этот раз он будет вынужден изменить ей, на ее глазах, в ее непосредственном присутствии. Если, конечно, это понятие корректно использовать в сложившейся ситуации. Ведь церемония – священное действо, в котором все они имеют самую малейшую часть личного интереса, которая вообще возможна. Они делают это не для себя. Это не может называться изменой… Чисто технически…
Госпожа метнулась в сторону Рей, заставив девушку вздрогнуть, ожидая удара или выпада, но целью Фазмы являлась вовсе не служанка. Она обошла кровать и достала из тумбочки блестящую фляжку с красивой серебряной инкрустацией и жадно приложилась к ее горлышку.
– Ты во всем виноват, – выдала она, внезапно охрипшим голосом и направилась к командору, чтобы на этот раз выбрать его целью своего обличающего перста.
– Да, конечно, – насмешливо подтвердил магистр Рен, – по-твоему это я сдал Свенсона очам? Что за вздор ты несешь? Еще скажи, что я горю желанием участвовать в церемониях?
Конец ознакомительного фрагмента.