Процветай

Ритчи Криста

— Ло, — предупреждает Коннор.

Его голос такой мягкий позади меня. Я заглушаю его и наблюдаю, как грудная клетка Роуз тяжело опускается и поднимается, яд сочится из её глаз.

Я перестаю чувствовать.

Поворачиваюсь, замечаю ее книжную полку, слишком аккуратно расставленную, все на своих местах и подхожу к ней.

— Давай посмотрим, Роуз... — я беру книгу в твердой обложке, перелистываю страницы, а затем бросаю её, и корешок отклеивается. — Как тебе такое?

Она тяжело вдыхает, её ключицы

выпирают.

Ее боль убивает меня изнутри, и я просто продолжаю двигаться, разрываясь с каждым бездушным действием. Открываю стопку папок из плотной бумаги и вытряхиваю всё оттуда.

— Остановись! — кричит Роуз, опускаясь на колени и собирая каждую страницу.

— Тебя ведь это не беспокоит, разве нет? — отвечаю я, агония сжимает мой желудок, ломает кости. Я хочу, чтобы она ударила меня. Заехала мне прямо в живот. Я просто хочу, чтобы эта боль ушла. — С Роуз Кэллоуэй всё, блять, в порядке? Это я идиот. Это я, блять, дебил в твоем мире, который настолько глуп и эгоистичен, что будет пить снова и снова.

Я — долбоёб. Дегенерат. Неудачник.

Просто оставьте меня в покое.

Отпустите меня.

— Нет... — говорит она, с ужасом глядя на свои разбросанные бумаги.

У меня перехватывает горло от того, какой безумной она стала. Я ошеломленно смотрю, как она учащенно дышит. Коннор быстро подходит и наклоняется к ней, что-то шепча ей на ухо. А затем он поднимает её за талию.

Она кричит: — Нет!

Роуз вырывается, пытаясь дотянуться до бумаг.

Меня сейчас вырвет. К горлу поднимается тошнота.

— Успокойся, — говорит Коннор ей в ухо.

Она пронзительно кричит, с отчаянием, которого я от неё никогда не слышал. Пока Коннор удерживает её, глаза Роуз встречаются с моими.

И слова вылетают раньше, чем я успеваю их остановить.

— Тебе понадобилось двадцать три, блять, года, чтобы, наконец, лишиться девственности, — говорю я, нащупывая трещину в её броне. — И ты потеряла её с парнем, который трахает тебя только из-за твоей фамилии.

— ЛОРЕН! — кричит Коннор.

Я почти отшатываюсь от силы своего имени, слетающего с его губ, его лицо искажено яростью. Холод пробегает по моему телу, чувство вины сжимает мои легкие. Почему ты просто не можешь ударить меня? Я заслуживаю этого. Когда я открываю рот, чтобы спросить, он говорит: — Не надо, — комната погружается в молчание. Мое полное имя, сорвавшееся с его языка, всё еще гремит в моих ушах. — Дай мне минутку.

Пока он заботится о Роуз, я сосредоточенно смотрю на стропила наверху, мои ноги подкашиваются от этого нервного срыва. Все могло сложиться по-другому... Любой другой путь был

бы лучше.

Райк кладет руку мне на плечо. Я не могу смотреть на него.

— Эй, всё в порядке.

Всё не в порядке.

— Посмотри на меня.

Я не могу. Я задыхаюсь, слезы наворачиваются на глаза. Что, черт возьми, со мной не так?

Он обхватывает моё лицо между своими ладонями, заставляя посмотреть на него.

— Мы на твоей стороне, Ло. А не против тебя.

Я едва бросаю взгляд на Роуз, которая сидит на туалетном столике, пока Коннор вытирает ее слезы большим пальцем. Она почти никогда не плачет.

— Ло, — говорит Райк, снова поворачивая мою голову, чтобы я сосредоточился на нем. — С тобой всё хорошо.

— Да? — вздыхаю я. — Вы все смотрите на меня, как на собаку, которую нужно избавить от страданий. Я просто жду, когда кто-нибудь из вас, наконец, сделает это.

Его выражение лица сразу меняется.

— Этого не случится.

Он не отрицает моих слов.

— Конечно, — шепчу я и совершаю ошибку, наконец-то посмотрев на Лили, которая сидит на краю кровати. Она застыла в замешательстве, поэтому и не вмешивается. У нее такое печальное выражение лица, как будто я её предал.

Наверное, так и есть. Я тяжело сглатываю.

— Тебя сейчас стошнит? — спрашивает Райк.

— Я не знаю...

Я осматриваю комнату, снова ища выход. Но я не могу убежать от себя. Мне нужно оторваться от брата. Напряжение между мной и Лили — вот что разрывает меня на части.

Чтобы что-то решить, мне нужно поговорить с ней.

Поэтому я направляюсь к кровати, пока Райк скрещивает руки на груди. Чем дольше я всматриваюсь в её черты, тем больнее мне становится.

— Что? — говорю я.

— Ты пил? — спрашивает она.

Я пошатываюсь назад. Она и правда думает, что я пил?

— Я просто... я не понимаю, почему ты не достанешь свои таблетки, чтобы доказать свою невиновность, — говорит она тихо.

— То есть ты собираешься принять их сторону, а не мою?

Я задыхаюсь. Перестань защищаться. Это говорит один из немногих позитивных голосов в моей голове.

— Я не принимаю ничью сторону, — она смотрит на свои ладони, напряженно размышляя. — Мне просто хочется знать правду, Ло.

— Я не пил, — я качаю головой снова и снова, мои глаза затуманиваются. — Но я не могу доказать этого. Я перестал принимать Антабус несколько месяцев назад.

Правда не освобождает меня, не снимает тяжесть с моей груди. Такое ощущение, что огромный камень привязан в моей ноге, и нет никакой надежды выбраться на поверхность.