Продам киску. Дорого
Шрифт:
Глупо отказываться от приглашения, тем более Спас мне очень нравился.
В просторной комнате стояла русская печь, расписанная обережными узорами, украшенная полочками, с расставленными на них тарелками. У печи орудовала прихватом немолодая, но еще очень сильная женщина, тоже одетая в домотканую рубаху, расшитую богаче, чем дедова. Единственным дополнением в ее наряде был фартук из более грубой и темной ткани. Оно и понятно, учитывая, чем хозяйка занималась.
– Прасковея, ты только посмотри, каких я тебе гостей привел, - произнес Спас.
Женщина
– Ты кто ж такая будешь, девонька? – спросила она, на лункса же посмотрела с улыбкой, словно увидела радугу в облаках.
– Ну чего расселась, как неживая? – возмутился Спас. – Никогда странниц с магическими котами не видала? Подай ей ополоснуться, да собери нам на стол.
Ворчал волхв так, для порядку, а вот жена его, хоть и поднялась, но исполнять просьбы мужа не спешила, продолжая изучать мое лицо.
Она перевела взгляд на старика и подбоченилась:
– Как не знать? – заявила Прасковея. – Знавала я одну странницу – Веренею Гардэн – невесту погибшего сына эрцгерцога Каорского! Глаза-то разуй, старый!
– Чего-о-о-о? – протянул дед и нахмурился.
– Глаза говорю, разуй, да на гостью нашу погляди. Никого она тебе не напоминает? А ты ведь, плесень старая тогда за ней волочился, всю горницу слюной заляпал, на девичьи прелести любуясь!
И женщина замахнулась на Спаса расшитым полотенцем. Тот увернулся, пытаясь рукой прикрыться от шуточных ударов жены. Я же почувствовала себя неловко.
– Нам бы совсем не хотелось вас стеснять… - робко заметила я, наблюдая за баталией.
– Полноте, шальная баба! – пытался спастись бегством Спас, но полотенце его доставало в любой точке комнаты, как по волшебству. – Помогал я ей! Помогал, ничего боле!
– Знаю я, как ты ей помогал! – полотенце вновь нашло цель.
– Память… Память только и подправил! Она сама просила! – уже вполне серьезно отвечал ей Спас.
– Не знала, что память поправляют на пышной груди девичьей! – бушевала Прасковея. Впрочем, она на мгновение утихла, и приветливо улыбнулась мне. – Ступай пока к умывальнику, а я этому аспиду прошлое-то припомню, душу отведу, и кормить тебя буду.
И что тут скажешь? Влезешь в разговор – неудобно, не влезешь – неудобно вдвойне. Лункс спал и, кажется, неплохо себя чувствовал в отличие от меня, ибо я не хотела становиться центром семейных разборок. Самое время развести руками и сказать: «Ребята, давайте жить дружно».
– Тише, гром! – изловчился старец и поймал Прасковею в охапку. – Никого роднее тебя у меня с роду не было и уже не будет.
Он чмокнул женщину в щеку, и та зарделась, аки маков цвет, снова огрев мужа полотенцем, но уже беззлобно, для профилактики.
– Уйди, леший… Мне вон дитенка покормить надобно.
Прасковея вывернулась и пошла к печи, едва не приплясывая. Чувствовалось, что внимание Спаса женщине очень приятно.
– Кот, наверное,
– Ему считай сейчас акромя твоей магии и не нужно ничего, - сказала она, выставляя на стол один дымящийся горшок за другим.
– Нет у меня магии, - грустно ответила я.
– Как так? – удивилась хозяйка. – Коли не было бы, то и кот тебя не выбрал.
На столе появился темный каравай, деревянная плошка яблок, крынка молока и масла. Только после этого Прасковея сняла крышки с чугунков. В одном, по всей видимости, варилась полбяная каша с грибами и корешками разными, а в другом - томились щи.
В животе неприлично заурчало, а тошнота подкатила к горлу настолько сильная, что пришлось сделать пару вдохов.
– А ну марш за стол! – скомандовала женщина… нам.
Дедок развел руками, дескать, хочешь - не хочешь, а слушаться придется. Тут уж ничего не попишешь. Сел сам и усадил меня рядом, вручив деревянную ложку. Прасковея устроилась напротив и подала мужу хлеб и нож с длинным лезвием.
– Ты чьих будешь, девонька? – спросила она, пока старец отрезал толстые ароматные ломти.
– Я Маргарита, - снова представилась я, поскольку Спас этого не сделал.
– Ритта она, Ритта, - поправил волхв.
– Леди Маргарита, значит, - кивнула женщина.
– Ничего это не значит! В нашем мире никаких ледей нет. Вернее, есть в других странах, а у нас все господа, хотя иногда все еще товарищи.
– Господа… Товарищи… Странница всегда титул носит. А что из другого мира, так это сразу в глаза бросается. Ничего, все равно придется жить по нашим законам. Что уж тут поделать? Попала – зачерпывай полной ложкой, - вздохнула Прасковея и подвинула ко мне нарезанные ломти.
– Что зачерпывать? – спросила я, все еще не решаясь приступить к ужину.
– Это уж как повезет. И радости, и горести. Ты и сама скоро во всем разберешься, раз зверь тебе отозвался. А пока ешь, набирайся сил. После нам все расскажешь.
– Дай ты поесть девочке. Успеешь еще расспросить, - произнес Спас и, взяв хлеб, первым зачерпнул из чугунка щи.
Очевидно, здесь тарелок не подавали, а вся семья ела из одной посуды. Начинал же всегда хозяин, давая понять остальным, что еда нормальная и можно приступать.
– Ешь-ешь, - улыбнулась мне Прасковея. – Вон, сметанку мажь, чесночок бери, а я тебе пока молочка налью. Корову-то мы в лесу не держим, да наша Двурожка не хуже дает.
– Двурожка, - удивилась я. – Это какое-то животное?
Я рассудила так: если здесь есть лунксы, то могут быть и другие странные создания. Хотя… куры, утки и гуси показались мне вполне обычными.
– Животное, - рассмеялась хозяйка. – Коза наша, зовут ее так. У нее вторая пара рогов не отросла, вот Двурожкой и зовем.