Продавщица: Назад в пятидесятые
Шрифт:
– А как же тогда связываться?
– Спрашиваешь номер и звонишь ему домой с автомата, - пожала плечами Лида.
– Делов-то. А если у меня спрашивают номер, говорю, что квартиру мы с родителями только недавно получили, и телефон нам еще не установили. Про общагу вообще не упоминаю, равно как и про то, что я - лимита.
– Так ведь потом-то все выяснится, - неожиданно вступила в разговор Вера, которая до сих пор помалкивала, видимо, боясь перебить говорливую подругу. Голос у нее был очень приятный, тихий, мелодичный. Положа руку на сердце, могу сказать, что тихая, скромная Вера понравилась мне намного больше разбитной Лиды. Но и со второй нескучно. С такой подружкой точно не пропадешь в Москве, не только в пятидесятые, а и в лихие девяностые, и в жирные двухтысячные... Мне кажется, она и в период гражданской войны нигде
– Эх, была ты, Верка, дурой, дурой и останешься, даже если десять институтов закончишь, - вздохнула Лида, - если бы все мужикам правду о себе рассказывали, так никто бы и не женился. Когда выяснится, тогда и думать будем. А пока надо жить. Здесь и сейчас.
Глава 6. Знакомства и кино
С интересом слушая новоиспеченную подружку и соседку по общежитию бойкую Лиду и ее планы по охмурению перспективного мгимошника или - на худой конец - состоявшегося профессора с просторной жилплощадью, я параллельно вспоминала свою прошлую жизнь. С горечью пришлось констатировать, что практически вся она состоит из неудач. Если бы за отрицательный опыт было принято кого-либо награждать, как в спорте, я бы давно уже стала мастером международного класса по всевозможным фейлам. То гепатит подхвачу, приехав в больницу с подозрением на ветрянку, то заболею этой самой ветрянкой в тридцать пять вместо привычных трех-пяти лет, когда она переносится гораздо легче, то выйду покурить во время долгожданного перерыва, а в это же самое время в магазин войдет СБ-шник Петр Михайлович и начнет орать, что продавцы ничего не делают...
Угораздило меня в свое время и сходить на несколько неудачных свиданий, несколько лет назад. Димулиного пасынка Витю во время зимних каникул отправили в лагерь для детей, изучающих английский язык, и временно освободили меня от обязанности с ним нянчиться. Названная бабушка - наша с Димкой мама - обожала его точно так же, как и родного сына, несмотря на то, что по крови ему приходилась никем, и была убеждена, что у картавящего троечника, для которого книга - это просто подставка под ножку дивана, великолепное будущее переводчика.
Вернулся Витя через три недели с выбитым зубом - попытался кому-то из парней постарше объяснить, что знает английский лучше всех, и ожидаемо огреб. Но речь пока не об этом. Важно то, что в течение целых трех недель вечера после работы и все редкие выходные были у меня абсолютно свободны. И подумала Галя: а вдруг попробовать наладить личную жизнь? Пуркуа бы не па? Времени ходить по бассейнам, стадионам и библиотекам, выискивая кавалеров, у меня не было: смена на заводе у моих товарок из середины двадцатого века заканчивалась в пять, а у меня прошлой - продавщицы из "Магнита" - в лучше случае в одиннадцать. Поэтому оставалось только надеяться на встречи в выходные и всемогущую сеть Интернет. Глядишь, и выловлю там какую-нибудь жирненькую заботливую рыбку, под стать себе. Никаких особых требований к заработку, внешнему виду и наличию авто у меня не было. Хотелось просто кого-то адекватного, с кем можно было говорить по душам и вместе в обнимку смотреть сериальчики. А может, и что посерьезнее завяжется...
Вернувшись домой пораньше, в десять часов вечера вместо обычного часа ночи следующего дня (ценники переклеивать было не нужно), я налила себе чайку, бухнула туда пару ложек сахара, сделала бутербродик с сыром и принялась устраивать свою личную жизнь посредством сети Интернет. С Толиком мы к тому моменту уже год как разбежались, я наконец доделала своими силами скромный ремонт в бывшей родительской хрущобе и зажила если не счастливо, то вполне себе сносно, по сравнению с тем, что было раньше. По меньшей мере, утро мое теперь не начиналось с ора маразматичной Толиковой мамы и наступления ногой в пушистом тапочке в лужу, сделанную кем-то из ее кошаков прямо на ковре у моей кровати.
Начать я решила с размещения анкеты на нескольких самых
Открыв личные сообщения, я обалдела. Тридцать восемь писем! Ну ничего себе клиент попер! Я и в школе-то всего одну валентинку получила, и то гопника Сашки Вихлянцева, который в открытке, сделанной в форме сердечка, просто написал: "Пряник - дура!" и снабдил все это послание ухмыляющейся рожицей, нарисованной чуть ниже. Последние два урока я проплакала в туалете, а потом, вернувшись в класс, просто зарядила Сашке портфелем по спине, да и забыл.
Обомлев от неожиданно свалившейся на меня популярности, я начала разбирать почту. Мама дорогая! Кого тут только не было: и семидесятилетние молодящиеся плейбои, желающие начать "новую жизнь", после того, как супружница отъехала в мир иной, и пятнадцатилетние девственники, ищущие "женщину постарше", и алконавты, в первом же письме сообщающие о финансовых трудностях и прикрепившие парочку стихов собственного сочинения в стиле раннего Толика. Одному из плейбоев пятидесятого года выпуска я вежливо ответила, что прополка грядок не входит в мои интересы, после чего тут же была наречена лентяйкой, в отличие от покойной супружницы Тамары Иосифовны, которая ишачила на грядках с мая по сентябрь, и ничего. Меня так и подмывало спросить: может, его благоверная Тамара Иосифовна и отъехала на тот свет так рано, не дожив и до пятидесяти, но я деликатно промолчала и, попросту клацнув по экрану дешевенького смартфона с разбитым экраном, отправила письмишко в спам.
Отчаявшись, я уже хотела было удалить свою анкету и дальше пойти перетаскивать продукты из одного холодильника в другой под ор вечно недовольного Петра Михайловича, как вдруг заметила, что среди кучи всего этого добра затесалось несколько письмишек, авторы которых выглядели хотя бы более или менее адекватно, а именно: не требовали: "Приезжай ко мне!" в первом же сообщении и не высылали свои фотографии в стиле "ню", а вполне себе пристойно предлагали встретиться на нейтральной территории и выпить кофе. Ухажерам было примерно от сорока до сорока пяти - самая что ни на есть моя целевая аудитория. Немного поломавшись для приличия, я поочередно ответила согласием всем пятерым и назначила встречу в выходные в кофейне торгового центра рядом с моим домом. В разные дни, естественно, чтобы случайно не вышло конфуза. Принципы, озвученные моей новой бойкой товаркой Лидой из 1956 года, были актуальны и в начале двадцатого года двадцать первого века.
Первый ухажер на фото выглядел весьма респектабельно: явно не пожалел денег на профессиональную фотосессию и ретушь. В жизни он оказался не хуже - этакий "настоящий мужик" - бритоголовый и в легкой кожаной куртке, несмотря на довольно холодный январь. Он опоздал на пятнадцать минут, уверенным шагом подошел к моему столу, за которым я пила горячий шоколад и вполне мирно ковыряла вилочкой пирожное "Картошка", плюхнулся на стол напротив, вырвал у меня из рук смартфон, на котором я только-только включила интересное видео, и с грохотом положил его на стол экраном вниз. Судя по треску, на экране появилась еще пара трещин. Я вздохнула. Ну вот, теперь непредвиденных расходов не избежать. В ремонт эту развалюху вряд ли уже возьмут, значит, придется покупать новый телефон.
– Когда ты на встрече со мной, телефон должен быть выключен!
– не терпящим возражений тоном заявил он.
– Я - мужчина, и требую к себе уважения!
Я от изумления сумела лишь выдавить из себя: "Да, капитан!". Юмора мужик не оценил.
В течение ближайших сорока минут товарищ, не затыкаясь ни на секунду, вещал о том, насколько он крут, с какими людьми знаком и какую тачку у дилера собирается себе покупать. Выждав для приличия еще минут десять, я промямлила:
– Слушай, я тут вспомнила, мне домой пора! Там котик некормленный...