Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)
Шрифт:
Те же и Петр Анатольевич, молодой литератор, приятель Екатерины Алексеевны.
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Петечка, Бог ты мой, как вы нас напугали. (В сторону) Катюша, можете вернуться, это ваш приятель.
ЕКАТЕРИНА (входя из дверей направо) Петр, как вы узнали, что я здесь?
ПЕТР: Катенька, вы здесь? Я не верю своим глазам... (Бросается к ней) Вас отпустили?
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА (подойдя к окну и прислушиваясь): Я понимаю вашу радость, молодые люди, но лучше вести себя потише. Не дай Бог, кто услышит.
ПЕТР: Что я слышу? Вас все еще преследуют? Но как же вам удалось освободиться?
ЕКАТЕРИНА: Право, не знаю, радоваться
ПЕТР: Не понимаю.
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Катенька расскажите ему все, что с вами приключилось прошлой ночью, а я пока прикажу поставить самовар. (выходит)
ЕКАТЕРИНА (усаживаясь в кресла): Приготовьтесь выслушать самую невероятную историю, но, поверьте, я не собираюсь вас мистифицировать.
Далее я позволю себе небольшую купюру, поскольку Катя пересказывает своему приятелю события хорошо вам известные. И сразу перейду к началу "мозгового штурма", то есть тем самым поискам выхода из той непростой ситуации, в которой оказалась наша героиня. Ксения Георгиевна к тому времени уже вернулась в гостиную и принимает в разговоре самое активное участие.
ПЕТР (Обхватив голову руками): В голове не укладывается... Что же вы намерены предпринять?
ЕКАТЕРИНА: Пока я сама этого не знаю, и очень надеюсь на вашу помощь.
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: И то дело. Одна голова хорошо, а три...
ЕКАТЕРИНА: Право же, Ксения Георгиевна, мне так неудобно, что вы оказались втянуты в эту историю...
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Катенька, если вы хотите меня обидеть...
ЕКАТЕРИНА: Да что вы, у меня и в мыслях этого не было...
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Вот и прекрасно. В таком случае перейдем прямо к делу. Думаю, что лучше всего вам пока пожить у меня.
ПЕТР: Безусловно. Во всяком случае до тех пор, пока мы не найдем способа доказать вашу невиновность.
ЕКАТЕРИНА: Я до сих пор не верю, что это нужно кому-то доказывать. Неужели Алсуфьев на самом деле подозревает меня?
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Мне этот молодой человек никогда не внушал доверия...
ЕКАТЕРИНА и ПЕТР (в один голос): Как! Вы и его знаете?
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: У нас с ним есть несколько общих знакомых. И только...
К сожаления, это все, что сохранило для нас безжалостное время, во всяком случае, пока все мои поиски не привели к желанному результату, я не нашел продолжения, хотя и не оставляю надежды когда-нибудь его найти . К счастью, оригинальный текст романа почти не пострадал, за исключением отдельных слов и предложений, которые легко восстанавливаются по смыслу. К нему-то я предлагаю теперь вернуться читателю.
Петр совершенно не ожидал застать меня у Ксении Георгиевны. Прочесав всю округу, он не сумел отыскать никаких следов моего возка, едва не загнал своего жеребца и, отчаявшись, решил вернуться в гостеприимный дом, чтобы с утра продолжить поиски.
Каково же было его удивление, когда предмет его поисков собственноручно усадил его за стол и стал потчевать чаем и пирогами. Он никак не мог прийти в себя от потрясения и долго смотрел на меня, как на привидение. Кроме того, сказывались две бессонных ночи и почти целые сутки в седле. Честно говоря, на Петра было больно смотреть, и по внешнему виду он напоминал арестанта в гораздо большей степени, нежели выспавшаяся и отдохнувшая к тому времени ваша покорная слуга. Да чего там, по сравнению с ним я выглядела курортной барышней, только что возвратившейся с купален.
Чтобы окончательно вернуть его
Мысль эта принадлежит не мне, а Петру. Именно так он выразился, пропустив пару стаканчиков, и по этому вы можете понять, что к нему постепенно возвращалась способность шутить и каламбурить. А для него это было первым и основным признаком жизни. И через каких-нибудь полчаса все мы уже смеялись от души, так что сторонний наблюдатель никогда бы не поверил, что является предметом нашей оживленной беседы.
А предмет этот, между тем, был очень серьезен. Если не сказать страшен. Те сведения, которые раздобыл со времени моего ареста Петр Анатольевич, лишь подтверждали серьезность намерений моих врагов. В первую ночь моего заточения он не терял времени даром, проявляя чудеса изобретательности и и лицедейства. Но обо всем по порядку.
Выслушав мою печальную историю, он некоторое время не произносил ни звука, но когда заговорил, остановить его было уже невозможно:
– Теперь у меня не осталось никаких сомнений, - начал он свой монолог, - ваш покойный муж, Катенька, наступил кому-то на очень любимую мозоль. Или, иначе говоря, - прищемил хвост. Не знаю, каким образом ему это удалось, но, судя по всему, последствия этого поступка не дают кое-кому покоя по сей день.
Алсуфьев не такой дурак, чтобы при ваших связях и положении, нарываться на неприятности из-за пустяков. Стало быть, или у него есть весьма серьезный повод опасаться за свое положение, а это означало бы, что рыльце его сильно в пушку, или же, что еще более вероятно, за ним стоят неизвестные нам пока люди, для которых Алсуфьев и старается и на заступничество которых, в случае чего, может надеяться.
Он остановился на секунду лишь для того, чтобы возобновить в своей рюмке целительный напиток, и как только это сделал, продолжил:
– Я тут навел кое-какие справки...
– Петр нахмурил брови, что при его "боевой раскраске" придало ему совершенно разбойничий вид.
– И мне стало известно, что у Алсуфьева были довольно серьезные причины недолюбливать вашего покойного супруга еще при жизни.
– Вы ошибаетесь, - попыталась я опровергнуть это утверждение, поскольку даже не представляла себе, чтобы кто-нибудь из сотрудников испытывал по отношению Александру какие-то негативные чувства, но Петр мягко, но настойчиво перебил меня:
– Я бы не рискнул высказать ничего подобного, если бы не располагал более, чем убедительными доказательствами своих слов. А не далее, чем завтра, надеюсь получить тому и документальное подтверждение. Пока же прошу удовлетвориться моим честным словом. Во всяком случае, ничто нам не мешает использовать этот тезис в качестве рабочей версии. Это очень удобно, так как в любой момент мы можем от нее отказаться, получив новые сведения, будь то ее опровержение или подтверждение.
Петр вошел во вкус расследования, глаза его горели, и от возбуждения он уже азартно потирал руки. А может быть, это настойка разогрела ему кровь до такой степени. Но от его былой усталости уже не осталось и следа. Впрочем, в ту пору он был еще так молод, что две бессонных ночи не могли сколько-нибудь серьезно отразиться на состоянии его тела и духа. Сейчас, с его благородными сединами и животиком, его вряд ли удастся подвигнуть на нечто подобное.