Продолжение следует
Шрифт:
Отсидели и в кафе – тут Аленкин кавалер оказался на высоте: танцевал только с ней, и вообще. Спасибо ему. Теперь можно уезжать на все четыре стороны. Кто в свадебное путешествие, Аленка – куда глаза глядят. Глаза глядели на Испанию. Только в одиночку ехать нельзя. И вот уж идут под нещадным испанским солнцем – Аленка, еще две девчонки. Все с рюкзачками, и ни одна испано-сюиза их не подбирает. Если не искать приключений на свою голову, то их и не будет. А в сентябре Аленка смотрела по всему расписанью – фамилию Зырянов будто черт хвостом смел. Уехал в Америку лекции читать?
7
Как же. Держи карман шире. К крупным неурядицам Зырянова добавились
Глаза глядели всё хуже. Предательски сливались ступеньки – нога натыкалась на ровный пол там, где его вроде еще и быть не должно. Растрепавшись, тыкалась нитка рядом с игольным ушком. И неясно было, развернуто это ушко к тебе или стоит боком. Ступни ног уходили вдаль, точно у Алисы, откусившей краешек гриба. Ногти там, на периферии, росли загадочно и бесконтрольно, пока не начинали цеплять друг друга. Когда Зырянов наклонялся к витрине с продуктами, за двойным стеклом витрины-очков всё смещалось и, смешавшись, терялось. Нетерпеливые продавцы сердились: долго выбираете. Еще на него припала куриная слепота: в сумерках не видел ну просто ни фига. Многократно усиливались в восприятии городской смог и серая загородная гарь. Сидя за ноутбуком, должен был занавешивать все окна – от солнца изображенье уходило вглубь экрана и там тонуло, а раньше всех стрелка мышки. И всё же страшно было трогать лаза – что лазером, что скальпелем. Мир пока был так прекрасен – а ну как исчезнет? Или станешь видеть всё иначе злым подрезанным глазом. Вспомните Пера Гюнта. Он вырвался, не пошел на такое дело.
Однако ж пришлось. Врач сказала, что у него случай нехороший. Давно следовало наблюдаться. Не то удивительно, что он слепнет сейчас, а то, что до сих пор не слеп. Ну, взрыв произошел сорок лет тому назад, тогда всё это было неоперабельно. Но и компьютеров не было. Компьютер – основной враг. (Нет, нет! я его люблю!) И ничего врач не предложила. А когда Зырянов к ней прицепился как репей, сказала: операцией в данном случае много не отыграешь. И не всякий за нее возьмется. Тут полно осложняющих обстоятельств. Травмированы глаза в равной степени, и оба под ударом, если операция пойдет не так, как хотелось бы. Вопрос завис.
8
А загранпаспорт Зырянов стал оформлять само собой. Уже давно собирался, но по старой советской привычке ожидал всевозможных издевательств. Пошлют по всем учрежденьям, где он прежде работал – он их сменил немало – ставить печати в первом отделе. Но этого не случилось. Заполнил от руки выцветший бланк, который ему достали по доброте душевной из допотопного шкафа с самого дна. И через месяц получил паспорт. Зачем, спрашивается? ну куда поедешь с собакой? в Эстонию? и то не наверняка. Во всяком случае, канитель будет изрядная. Как он соскучился по светлой Балтике. По дюнам, валунам, по стелющимся кустам шиповника.
В темный ноябрьский день производил инвентаризацию прежде ездивших с ним вещичек, очень загодя и без конкретного прицела. Готовь летом сани, а зимой телегу. Так ему было веселей. Прикидывал, сколько денег заработает к лету уроками английского. Когда-то
9
И в землю закопал, и надпись написал, что: у него была собака, он ее любил. Теперь можно ехать куда угодно. Хоть к черту на рога. Хоть на Сейшелы – почти экватор. Сидит, листает малый географический атлас. Телефон звонит – по ком? Сейчас возьмет трубку и положит. Какой-нибудь социологический опрос. Александр Иваныч, вы не в Америке? – Что я там забыл? – Я ваш телефон на кафедре взяла. Нам раздали темы дипломных работ, у меня практически та же, что была в том году как курсовая. Не пойму, нарочно или нечаянно. Руководитель Солодов, был и остается. Ребята говорят – это всё вы писали, вас надо спрашивать. Вы меня не помните? тогда, в электричке. – Я на кафедре больше не работаю. Обращайтесь к Солодову.
– Вы ведь всем помогали, даже не по своим предметам. Из вашей аудитории по мобильному подсказывали в соседнюю, где шел экзамен, а вы диктовали. Что вы молчите, будто у вас любимая собака сдохла.
– Сдохла. – Ой. И отключилась. Опять ни имени, ни фамилии.
10
Книги тридцать лет назад были единственным утешеньем. Теперь появилась реальная жизнь с ее приключеньями и соблазнами. Сдать к чертям собачьим комнату и летать, летать. Ставить всё новые штампы в загранпаспорте. Только какую сдать? Большую, звериную – там он и сам спал – или маленькую, библиотечную? А может, на библиотечную навесить замок? перенести на тамошний диван свою постель? Книги, при его-то хорошей памяти, давно переписались в мозг. Прощай, затворническая жизнь, запыленные стеллажи. Сдал маленькую комнату сорокапятилетнему мужику из Самары, специалисту по строительству мостов. Тот сказал, ему узенького диванчика за глаза хватит. А уж какую куму навестить - сообразит. Так он собой распорядился. Его вольная воля. И зыряновская,тоже.
11
В западном фольклоре тоже всегда старшая сестра оставлена ради меньшой.
Колечко старшей подарил,
Биннори, о Биннори,
Но больше младшую любил
У славных мельниц Биннори.
А старшая злодействует:
Недолго младшая плыла,
Биннори, о Биннори,
Недолго старшую звала
У славных мельниц Биннори.
Не то в России. У нас в сходной ситуации из старших сестер получаются актрисы Комиссаржевские. В западной поэзии всегда белокурая дочь – перл.
Коль черный локон под фатой,
Домой скорей лети,
А если локон золотой –
Не торопись в пути.
В канатной лавке раздобудь
Веревку для меня
И поезжай в обратный путь
Не горяча коня.
Но здесь всё наоборот. Из двух сестер старшая действительно была темненькая, но она и красавица, и перл. Произошел сбой программы. Ради того случилось чудо: она похорошела и стала похожа на Мелисанду. Теперь новая проблема: кому такой перл. Никто не заслуживает.