Продолжение следует
Шрифт:
12
Дело было с одной стороны в январе, с другой стороны в Египте. Безлошадный-бессобачный Зырянов жил в отеле. Верней сказать – в парке, длинном и вытянутом, что примыкал торцом к узкому заливчику, потом уходил далеко в пустыню, в ничейную землю. Парк офигенный, а так вообще пейзажа не было. Если смотреть с мола – черная земля свалена как попало. Искусственный берег. То есть пейзаж появлялся ненадолго: в закатный час проступали вроде бы очень близкие горы, ни дать ни взять верблюд о многих горбах. Зырянов приставал к нахальному водителю автокара: это Абиссиния? Тот, отлично говоря по-русски, отвечал: да, да, Абиссиния. Зырянов не унимался, спрашивал про садовников, черных, как сапожное голенище: это нубийцы? Да, да, нубийцы (только отвяжись).
Ночь ложилась душная, на молу никого не встретишь, и дамба к насыпанному острову перекрыта запертыми воротцами. Утром Зырянов уходил подальше от музыки и так называемых аниматоров (затейников) к самой пристани, откуда весело отчаливали белые прогулочные суденышки – еще веселей возвращались. Под каждую пальму сочилась вода из трубки, а то бы ей давно каюк. Пустыня дышала рядом. Где-то там, в соленом закрытом море водились акулы. Но здесь видели только одну, четыре года назад, и то с конца мола. Никого не съела, понюхала и ушла.
Зырянов плавал так долго, что его уже на ногах качало, кода вылез. Набрал мелких ракушек (здесь были и гигантские, но он находил лишь осколки их). Положил набранные на край топчана под тростниковый грибок. А они высунули щупальца (живые!), пошли к краю, там сгруппировались – и вниз (так ежик падает со стола). Опять достали свои конечности и отправились к морю. По берегу гулял на изломанных ногах ибис – пережиток древнего Египта.
Люди ушли на обед. А Зырянов, на полупансионе, пожевал утащенного за завтраком хлеба с сыром и сгрыз яблоко. Чужая девчонка спросила: «Можно я положу возле вас шорты и сплаваю на остров?» - «Конечно, дитя мое», - не подумав ответил Зырянов. Второй раз в жизни употребил такой архаизм. Девочка положила джинсовые шорты там, где только что ползали раки-отшельники (это были именно они), заглянула Зырянову в лицо и сказала изменившимся голосом: «Здравствуйте, Александр Иваныч. Мне очень жаль, что Линда сдохла». – «Мне тоже жаль». – «Я тут рядом в подростковом отеле - вроде вожатой. Подлезла под забор. У вас парк, а у нас просто берег». Шагнула к воде, поплыла. Зырянов сам бы ее не узнал – солнце слепило, а глаза видели всё хуже. Когда проснулся (как заснул – не заметил), шорты уже ушли вместе с хозяйкой. Вместо них на топчане лежала тень от пальмы.
13
Уже Зырянову оставалось там жить дня четыре – вдруг местные все зашевелились. На прогулочных теплоходах вывесили потрепанные государственные флажки. На молу, наоборот, большой блекло-зеленый. Предполагаемые нубийцы, вместо того чтоб стричь газон, уселись на водные велосипеды, среди них две женщины (случай небывалый, в курортной зоне работали только мужчины, а женщины всех оттенков кожи прятались где-то в других местах и на люди не показывались). Уселись, катались, и при этом еще пели во всё горло. Мужчины усердно крутили педали, женщины прохлаждались колой. Зырянов спросил того же бойкого водителя автокара: что за праздник сегодня? Тот предпочел не отвечать.
Ночью запел муэдзин. Пел красиво и долго. Замолк, можно уснуть. Нет – отдохнувши, запел опять. И в следующую ночь всё по новой. Причина была неясна. Зырянов ни с кем не общался и телевизора не включал уже больше недели, с мрачного дня теракта в Домодедово. «А вы включите»,- посоветовали ему соотечественники на остановке автокара. Включил – батюшки светы! революция! Не у нас, у них. Из Каира нельзя вылететь. Все ринулись сюда в Хургаду. (Зырянов считал, что «хургада» значит «пустыня».) Мобильника Зырянов с собой не взял, беспокоиться о нем было некому. Как-то странно его тур был оформлен – без обратного билета. Там получите. «Там» тоже не получил. Гид сказал: сажать в самолет будут по паспорту. Общей эвакуации не объявляли, но люди старались улететь раньше срока. В Хургаде уже били стекла и громили магазины. Зырянов свой срок дожил. На дверях столовой висел список, кто на какой рейс. Главное не опоздать к автобусу.
В аэропорту был тот еще бардак. Сажали не по паспорту, а по туристическому ваучеру. Зырянов его вчера выбросил, потом извлек из мусорной корзины. Спросили: «Вы куда хотите прилететь? в Шереметьево или в Домодедово?» - «Да какая разница!» (Куда
А в Шереметьево сажать не хотели. Уж знали, в какой обстановке загружали. Кто там летит – бог ведает. Только не хватало им у себя теракта. Кружили минут сорок. Зырянов, налетавшись в тайгу, доброжелательно объяснял, не своей студентке, а всем желающим слушать: так кружат, когда хотят сбросить топливо перед аварийной посадкой. Измученные соседи цыкнули на него: заткнись, умник. И были правы. Наконец сели. Аплодировали, чуть только боинг подпрыгнул, коснувшись земли, теперь так принято. Если хочешь вдобавок перекреститься – пожалуйста, никто не удивится. Пошли по длинному рукаву в зданье. Подслеповатый Зырянов переодевшуюся девочку в толпе давно потерял, да и не искал. Получить багаж и рвать когти. Долго не узнавал чемодана, хоть и привязал к ручке пестрый шерстяной поясок от кофты покойной матери. Нашел, забрал. Поплутал по залам, вышел к электричке. В первом же вагоне плюхнулся в кресло. Напротив, через проход, лицом к нему сидела та же девочка. Узнал не сразу – лишь когда она заговорила по мобильному. Нехорошо получилось. Не будь он таким слепым, прошел бы мимо.
С Зыряновым раз пять-шесть случалась одна и та же история. Бывало, в советское время стоит в очереди и хорошо запомнит, кто перед ним. Потом, часа через два сидит с тем же человеком рядом в метро. Или переходит вместе с ним улицу, почти касаясь плечом. А скольких подобных случаев он не заметил! Нелепая мысль, что за ним следят, в голову не приходила. Просто всё непросто, и он обладал свойством склеиваться с людьми на неведомых дорожках повседневной жизни. И других людей склеивал. Когда-то, работая в НИИ, десять лет был уверен, что Ясин и Фрегер одно лицо. Поздоровавшись с утра, например, с Ясиным, с Фрегером упорно не здоровался. Он, наверное, и одинок был в отместку за свой нелепый дар склеиванья с чужими людьми. Но чтоб так склеиться с конкретным, почти знакомым человеком – такого с ним еще не случалось.
Девочка закончила разговор и пришла к нему на помощь. «Александр Иваныч, вы меня не сразу узнали. Это я». (Кто «я»? «Я» бывают разные.) Выручила из затрудненья и ушла в себя. Если бы знакомство состоялось немного позже, после Линдиной смерти, Зырянов решил бы, что видит новое воплощение Линды – такое повышенье она заслужила редкими собачьими добродетелями. На Белорусском вокзале новое Линдино воплощенье кивнуло ему и вышло. Порхал снежок. Все религии одинаково правы и неправы. Сформулируем гипотезу сами. Получится не хуже. Линдина душа (а она у нее была? не придирайтесь, богословы) вселилась (точно рак-отшельник в новую раковину) в самую удачную оболочку, какую когда-либо видела. Получилась вот такая деликатность. (А что, девчонка временно была без души? ну, что-то подобное.)
14
С некоторыми людьми легко, и не знаешь почему. С другими говоришь – будто воз везешь. И не возраст тут решает. Слушали же Зырянова студенты под лестницей. Зависит всецело от энергетики. Если соль не солона, чем сделаешь ее соленою? Не играй под суфлера, не пой под фанеру, не тяни кота за хвост. У Зырянова с собой было. Прихватил порядочно из других миров, отправляясь гостить на землю. Механизм передачи энергетики от человека к человеку не изучен, но сам факт сомненья не вызывает. Выздоравливают же в палате раненые, если заведется один живчик. Зырянов знал вдрызг больных людей, дерзавших лечить кого-то наложеньем рук (за деньги). Что можешь ты отдать, если у тебя на самого себя не хватает? Депрессивные психоаналитики, общенье с которыми явно вредно – это из той же оперы. Цельный и ясный, точь-в-точь вымытое до скрипа стеклышко, Зырянов был мощным энергодонором. Мог много отдать – и много еще оставалось. Видно, потому люди с ним и склеивались.