Продолжение следует

Арбузова Наталья Ильинична

На другой день с утра пораньше я оседлала в Красногорске бетонный бордюр крыльца психдиспансера. Прием с восьми. Полиушка пришла с опозданьем, взглянула на меня хмуро: ну, что еще? Я сказала, что свекровь бумажку разорвала, и скорей прикусила язык: дальше ни-ни. Полигушка написала мне справку вторично, предупредив, что в третий раз писать не станет. И я поехала с драгоценным свидетельством своей вменяемости, в коей сильно сомневалась, прямиком к Инне. Инна же меня и кормила до Стасова возвращенья. А потом мы все дружно кормились с Тинтореттовых денег: я, Инна и неслух Денис.

56. Рассужденья и домыслы Гуслианы Рудольфовны

Почему люди так поляризованы? С одной стороны расчет и подлость (я уж не говорю о злом ведовстве, что всегда под сомненьем). С другой – благородство, самопожертвованье, щедрость. Кто-то привык

к мысли, что создан по образу и подобью Божьему. Другой грезит о квадратноголовых инопланетянах. Свобода совести, блин. Для тех, у кого вообще есть совесть. Такой пусть верит во что ему удобно. А этих, дьяволовых, я объявляю вне закона. Их не принимает смерть (еще Гоголь заметил). Смерть – уже милость. Она не для всех. Наверно, и с той, со святой стороны, тоже есть бессмертье. Благое бессмертье. Но его мой разум пока не объемлет. Нехитрым умишком я придумала так. С других планет к нам могли и не прилетать. Не обязательно. И как нет небесной тверди, так нет на ней и бородатого бога, похожего на нас (или, напротив, мы на него). Но нами не исчерпывается. Что-то пронизывает наш мир, почти касаясь наших волос, зацепляя нашу реальность – гребенка в гребенку. Намного нас сложней, и бытует в других формах. Мало нами интересуется. Редко себя проявляет. И тогда мы говорим: чудо. Мы для них лишь муравьи. Иной раз обнесут наш муравейник решеткой, как в ботаническом саду, а то и не обнесут. Тогда беда.

Я слышала так. Наши два военных ведомства отдали два диаметрально противоположных приказа. Авиационный генералитет раз и навсегда запретил докладывать себе что-либо о летающих тарелках. У нас неопознанных летающих объектов нет. У нас всё под контролем. А морское ведомство тайно распорядилось детально информировать себя обо всех подобных явлениях и подозрениях. Дело в том, что НЛО неотвязно пасли наши суда-авианосцы, если на них находились ракеты с ядерными боеголовками. А если пустышки – тогда не сопровождали. Как утки, что спокойно летают над охотником с незаряженным ружьем. Но едва зарядит – облетают стороной. Чувствуют, блин.

Есть мысль, что верховное существо (существа), связанное (связанные) с нами в трех из многих своих измерений, не хочет (не хотят) допустить окончательной нашей гибели. Многомерный, многоликий, многорукий Бог существует если не полностью в нас, то наиболее существенной своей частию в нас. Ампутация головы ни в коем случае не допускается. Так было написано в дореволюционном фельдшерском справочнике. Вы скажете: Гуслиана, ты несешь сама не знаешь какую чушь. Уж коли дорожит нами, ценит нас (не смею сказать – любит), то зачем мучает? Из такой кровавой истории выбились – и снова в нее впилились. Что, страданье плодотворно для души нашей? но так мы договоримся до инквизиции. Не хочу такого знанья. Буду искать другого. Если оно открывается лишь за гробом – умру запросто. Подумаешь, эка важность.

Я: Гуслиана, остановись. Ты впадаешь в ересь.

ГУСЛИАНА (робко): Я не нарочно. Но это само напрашивается. Даже удивительно, что никто не высказал этого раньше.

Я: Заткнись. Сто раз высказывали. Ты что, всю философию перечитала? то-то.

57. Обыкновенное чудо

нашло меня у Инны. Вошел Георгий – молодой, лет сорока. Высокий, стройный, глаза как две новых сверхъярких звезды. Взор не оторвешь. Первая мысль была: если женат, я умру. Насчет отбить кого-то у меня не работает. Нехорошее это дело, и в голову не приходит, и не знаю как взяться, и шансов у меня никаких. У такого красавца небось и жена ой-ёй-ёй. Хорош, гад. Андрей Георгиевич, а не Врун Юрьевич. А вдруг свободен? мало вероятно. Но подождем умирать. Сверхсущества витают поблизости, аж иной раз волосы шевелятся. Чудо дышит у меня за спиной. Зацепи меня, чудо. Коснись меня.

Он сказал, что, являясь душеприказчиком покойного отца, взялся лично передать мне завещанье, в котором я упомянута. (Как в кино.) Все хлопоты о разводе (его?!? нет, моем…) согласно отцовской воле он также берет на себя. (Из всего сказанного я заключила лишь то, что увижу новоявленное божество мое еще не раз,) После развода мы всё оформим. (Что оформим?!? а, мое вступленье в право собственности, всего-навсего.) И ушел. Смеркается поздно, последние дни весны. В комнате стоит неостывшее сиянье.

58. Happy end

Он появлялся откуда-то из параллельного мира. Давал мне на подпись какие-то бумаги. К середине лета уже называл меня на ты. Смеялся: «Давай сменим тебе имя обратно на Надежду? поиграла – и хватит. Ведь вступают же разведенные люди в брак снова друг с другом.

Правда, правда. Какие-то знаменитости.» Сразу же вслед за моим разводом так и сделали. Я переселилась на Сеславинскую. Евгении там не было, и портрета ее зловещего, ни ведьминской ее ауры. О Максиме я вообще не вспомнила. Другой кто покропил бы углы святой водой – мы только посмеялись. Это уже были мы, мы двое. Я рассказывала Андрею всё: как Евгению с того света спихнули, как она под люстрой летала. Андрей слушал, не потешался. Так бывало Георгий серьезно относился к моим приготовлениям бегства на случай, если придут арестовывать. О жене Андрея, существует ли она в природе, я больше не думала. Не стал бы столь совершенный человек подавать ложную надежду некрасивой Надежде, которой уже стукнул тридцать один год.

На работу Андрей же меня и устроил. В хорошее издательство «Литучеба». Договорился сразу, что август у меня будет за свой счет. Никто не мог устоять перед его обаяньем, а там во главе издательства была женщина. И мы поехали на дачу. Не на ту, звенигородскую, где я металась в темноте, ища лазейку наружу. На мою купавенскую. Оказалось, он ее потихоньку от меня привел в порядок. Таджики выдрали худую траву с огорода, посадили розы. Про крышу и забор я уж не говорю. Всё в шоколаде. Пряничный домик Гензеля и Гретель. Там мы и слюбились. Не я придумала – вычитала у Отто Вейнингера: очень красивая особь может интуитивно позволить себе взять некрасивую, как бы понадеявшись на собственные свои гены. Догадываюсь - он мне изменять не станет. Чудо будет держать планку. Так и так ему ровни не найти. Константин Сергеич Станиславский тому пример. Не водилось за ним такого блядства.

Живу в состоянии восторга. Расписались – это так, мелочь. Конечно, Стас был, Инна. И Кирилл, и Алена таджикская жена. Диво в другом: Андрей остался здесь, свернув свои дела в Канаде. Безо всякой просьбы с моей стороны. По моему молчаливому желанью. Всевластье Провиденья. Казнить так казнить, миловать так миловать. А где миловать, там и жаловать.

Было в мыльном сериале «Не родись красивой»: актриса Нелли Уварова так рванулась играть всерьез, что даже партнеров вытянула. Мне на роду было написано сияющее счастье. Его поначалу пытались подменить обманкой, как в «Лебедином озере». Не вышло. Много мелких чудес предваряло, предвещало большое чудо. Поляны Обираловки, похожие на залы дворца. Поле белых кайфовых маков. Перламутровые листочки, рассыпавшиеся и после собранные в теплой луже. Подобно бусам низались мелкие чудеса. По ним, по тайным отметинкам, разбросанным на лесной дороге, пришло спасенье. Именно спасенье, потому что без любви погибель. А может, друзья поднесли мне чудо на блюдечке с голубой каемочкой? Стас, Инна, Кирилл, Алена таджикская жена - мое постоянное поминанье. Так кому кланяться, кого благодарить? стою в растерянности.

ЗЕНИЦА ОКА

1

Бывает всяко. Бывает, в электричке хоть граната рвись – всё равно деваться некуда. Стоят, прижавшись друг к другу, смяв до безобразия свои энергетические оболочки. Прицепивши, если повезет, тяжелые сумки к спинке сиденья. Самое главное – не трепыхаться. Не делать волн. А то подавят тех, кто помельче, как тогда девчонок-фанаток в подземном переходе во время грозы. Но здесь все сидели. Правда, свободных мест не было. Прошла самостоятельная цыганюшка лет пяти. Ласково заглядывала всем в лаза, гладила чей-то пакет с бананами. Проехали Никольское. Тут создался направленный поток людей к головному вагону, как если бы шел контролер. Но нет. Сначала до сознанья дошло слово «газы». Идущие закрывались носовыми платками. Потом почувствовалось в воздухе. Встали уже все. Терпеливо-торопливо, не толкаясь, шли в соседний вагон. На лязгающем стыке говорили сквозь платки: «Не вступите… тут дерьмо». Ленька сердито спросил неведомо кого: «Чей это дизайн?». Легонькая Аленка молча перепрыгнула. В соседнем тамбуре отдышались и откашлялись. Прошел седой импозантный человек с собакой – она мучилась, давилась. Хозяин перемогался, двигал кадыком. Открыли все окна, сели, тихо переговариваясь. Кто-то что-то распылил в тамбуре и выскочил перед самым закрытием дверей. Видели со спины. Ленька вспомнил, что оставил в задымленном вагоне пакет с красками. Но возвращаться было трудно – еще не все прошли – и страшно. Какой там газ? Нервно-паралитический? слезоточивый? Будешь потом пять лет мучиться бронхитом, словно тараканов поморил. Тараканы ушли из Москвы. Не выдержали конкуренции, спасовали перед новыми русскими. Комбат убивает наповал.