ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят
Шрифт:
— Ты уволен, — сообщила она, когда я наконец отдышался и смог ей позвонить. — Мы тебя уже десять минут ищем.
Задыхаясь от несправедливости, я спросил, каким образом они сумели подняться наверх раньше меня, на что моя начальница удивлённо сказала, что никто никуда не поднимался, а она вместе с Ю-тян прямо сейчас стоят у входа в здание. Я в красочных выражениях обрисовал ей ситуацию с лестницей. Намия-сан удивлённо замолкла, затем потребовала прислать ей фотографию на фоне номера этажа. Я выполнил её просьбу, сопроводив свою взмыленную физиономию неприличным жестом (в кадр я его благоразумно показывать не стал). Через несколько
«Ждём в кафе Химицу в соседнем здании. Приходи, когда приведёшь себя в порядок».
Я потратил двадцать минут на то, чтобы умыться и привести растрёпанные волосы мало-мальски в порядок. Мимолётно я понадеялся, что в здании Химада-груп окажется хранилище костюмов или хотя бы примерочная, но, как назло, каждая из дверей вела в офис, где не наблюдалось ничего, кроме цветка, компьютера и тонны пыльной бумаги. Я написал Гурудзи, чтобы тот притащил мне какой-нибудь костюм и со спокойствием обречённого на казнь отправился в обратный путь с пятьдесят второго этажа.
В холле обнаружилось, что техники починили электропроводку, и толпы офисных работников медленно тянулись наверх; как ни странно, данная новость меня даже не расстроила. До кафе я дополз почти в девять утра, совершенно не чувствуя под собой ног, плюхнулся в стул и жестом позвал официанта — принести чего-нибудь мятного; сердце колотилось столь бешено, что пить кофе я посчитал самоубийством.
— Десять очков Гриффиндору, — сказала Намия, смерив меня взглядом, в котором я почувствовал небольшой оттенок уважения. — Принцип «вначале думай, а потом делай» явно к тебе не относится. Ты что, всерьёз решил, что я полезу на пятьдесят второй этаж по лестнице?
Я пробормотал что-то про лучшие практики и уважение к начальству. Было видно, что госпожа Макаба впечатлена моим усердием; мне же хотелось сию секунду провалиться в холодную прорубь и не вылезать оттуда, пока ноги не отмерзнут или их не откусит проплывающий мимо кашалот. Прихлёбывая матчу со вкусом порошковой мяты, я ненавязчиво поинтересовался, когда она планирует выполнить своё обещание и расскажет, что за таинственный проект она подготовила.
— Проект отнюдь не таинственный. Тебе предстоит продюссировать, раскручивать и вообще вести к успеху вот эту девушку, — сообщила Намия, протягивая мне папку в кожаном переплёте, на которой блёстками была выложена эмблема Shining Star. — Знакомься, твоя первая протеже.
Я открыл папку, где обнаружил длиннющее резюме. С фотографии на первой странице на меня смотрели огромные, подведённые яркой тушью глаза из-под копны чёрных волос.
«Томоко Химэсама», гласила подпись под фотографией, «23 года».
— Сколько? — подскочил я. — Да она же старуха! Где вы видели айдору старше девятнадцати?
— Примерно каждая вторая, — сообщила Намия, потягивая вишнёвый сок. — Отличная девушка, великолепный idol material, в самом расцвете сил. По крайней мере, она не будет изводить тебя детскими капризами.
Я пробежался по досье: школа с углубленным музыкальным образованием Кокубудзин, средний балл — А+ (то есть пять с плюсом по-нашему, перевёл я сам себе). После окончания школы целый год путешествовала, затем три года училась в Имперском колледже. Я протёр глаза, чтобы убедиться, что мне ничего не чудится. Но буквы остались на месте: Imperial College, London, специальность — история немецкой литературы. Судя по резюме, Томоко-тян владела тремя языками, помимо японского — английским, немецким
— Откуда вы взяли такую красотку и почему вы отдаёте её вчерашнему стажёру? — спросил я. — Здесь где-то подвох.
— Ради этой красотки я искала человека, который чуть-чуть разбирается в индустрии, имеет принципы и не носит на глазах шоры «хороших практик», которые работают со всеми, кроме Томоко, — сказала Намия. — У неё очень солидный отец, с которым я тебя попозже познакомлю. Но если тебе не нравится, можешь класть пропуск на стол и валить на все четыре стороны.
Намия поведала, что Томоко-тян — дочь некоторой важной шишки («и послушай меня сразу: не пытайся её пробивать — когда придёт время, я сама тебе скажу»). По словам моей начальницы, отец души не чает в своей дочурке, исполняет каждый её каприз и готов выложить баснословные деньги, чтобы дочка добилась успеха, но только если увидит прогресс.
— Кстати, о прогрессе, — подытожила Макаба-сан. — На часах почти одиннадцать, а встреча с дебютанткой назначена на девять. Только не говори мне, что она тоже попёрлась на пятьдесят второй этаж?
Я принялся звонить по всем номерам из резюме, но безуспешно: трубку никто не брал. Намия написала на листочке ещё один номер — по её словам, все предварительные договорённости она заключала через секретный контакт. На десятом звонке кто-то наконец ответил. Я орал в телефон «Алло? Томоко-сан, это вы?», но по ту сторону звучала глуповатая электронная музыка, сквозь звон бокалов кто-то что-то шептал, и вместо членораздельного ответа мне досталась смесь звуков дионисийского пиршества и АСМРного облизывания трубки. Взбешённый, я завершил звонок. Пока я заказывал у официанта ещё одну порцию чая (с двойной мятой, чтобы успокоить нервы), мне прилетело сообщение, разукрашенное розовыми сердечками:
«Ой, вы из шайнин стар? Я сейчас в ресторане Кузуки, приезжайте»
Намия сказала, что поймёт, если я напишу заявление об увольнении прямо сейчас.
— Чёрта с два, — сообщил я, преисполнившись корпоративным духом. — Не раньше, чем научу эту девицу уважать нашу организацию.
В качестве утешительного приза Намия оплатила такси. Аргумент о том, что я потеряю сознание, если ещё раз увижу лестницу или эскалатор, сразил её наповал. Жёлтый автомобиль подъехал прямо к кафе. Тихонько переступая с ноги на ногу, я загрузился в него, мысленно проклял природу, которая не дала человеку крыльев, и покатил по полуденному городу, задыхаясь дующими прямо в кабину выхлопными газами.
Ресторан «Кузуки» оказался огромной стеклянной витриной, которая занимала целый первый этаж небоскрёба в самом центре городе. На вывеске, стилизованной на манер западных каллиграфов, я обнаружил звезду «Мишлен». Я двинулся в дверь, но путь мне преградил двухметровый охранник с торчащей из-за уха гарнитурой:
— Ты куда, мальчик? — прогрохотал он, глядя на меня. — Сегодня мест нет. Сходи в раменную напротив.
Я вдруг ощутил прилив ярости и мысленно признался себе в том, что прямо сейчас готов задушить кого-нибудь голыми руками. Чёрт побери, как же всё было просто в прошлой жизни: школа, оценки, отец иногда даёт денег, у Гурудзи можно стащить пакет чипсов. А теперь проклятый мир хочет, чтобы я решал проблемы, которые не сам себе создал… и даже не даёт мне нормальных инструментов.