Проект "Плеяда" 2.0
Шрифт:
Остальные пленницы запричитали, осознавая, что их ждет, несколько рванулись назад, но их грубо, ломая кости, повалили на камень. Женские крики смешивались с грохотом шаманских бубнов, создавая чудовищную, противоестественную мелодию. И под нее извивались черные танцовщицы и острые серпы вспарывали грудные клетки пленников и молот ударял в гонг. И на все это словно упивающаяся кровью гарпия надменно взирала Алиса Барвазон, а над ней все ярче разгорался кровавым сиянием идол огромной обезьяны.
Впрочем, со временем багровое свечение охватившее пещеру менялось — сначала чуть заметно, почти неуловимо простым глазом, потом все более явственно. Сквозь красный свет, разлитый по всему залу, пробивался иной — холодные, голубые лучи, лившиеся сверху. Наташа проследила взглядом за их направлением
Сама Алиса тоже медленно отошла от алтаря, уступая место выходящему из тени черному шаману. Лицо Сагаева закрывала черная шапка, на которой была наброшена все та же обезьянья личина, всевозможные обереги и фигурки идолов обвешивали его с ног до головы — Наташе даже показалось, что она слышит как они брякают в наступившей тишине. Он простер руки над обнаженной девушкой и начал нараспев произносить какие-то слова. Наташа не понимала ни слова, но и лежащей у алтаря Илте они были совсем незнакомы — это был не русский, не монгольский, не китайский — вообще не один из известных ей языков. Тембр голоса Сагааева изменился, став низким, утробным и совершенно нелюдским. Это был голос бездны — неизмеримой, вселенской пропасти, лишь ничтожную часть которой составляли звезды и планеты, теряющиеся на фоне непроглядной космической тьмы. И оттуда поднималось Нечто, грязное и мерзкое существо, обманчиво укрытое под именем персонажа из фольклора монгольских скотоводов. Странно изменилось все вокруг — стены и пол коридора словно отступили, заставляя всех присуствующих чувстовать себя повисшими в черной бездне. Наташа почуствовала как у нее резко тяжелеет низ живота, как в нем почти ощутимо, дергается и бьется поселившаяся в ней чуждая жизнь, чувствующая приближение Праотца. Голова Наташи пошла кругом, она невольно оперлась о стенку туннеля, но тут же отпрянула, как от раскаленной плиты.
Стены двигались!
Наташа с ужасом смотрела, как дергаются в камне заточенные чудовища, не желая и все таки стремясь вырваться наружу. Вспомнив о том, что ей говорили в пещере, она кинулась ничком на землю, закрыв глаза. Многоголосый вой, рев, лай, карканье ударили ей в уши, ругательства на дюжине различных языков сменились детским плачем и истерическим хохотом. Могучий горячий ветер сотряс стены пещеры, коснулся спины девушки и все стихло. Выждав еще пару минут, Наташа открыла глаза.
Из всех ходов и пещер неслись черные вихри, воронки которых тянулись к огромному идолу. Стоны, рык, проклятия, хохот наполнили пещеру, отдельные черные тени выскальзывали из крутящихся вихрей, втягиваясь в извание Мечита. Стоящий под ним Сагаев исступленно выкрикивал что-то на незнакомом никому языке, черные шаманы загремели бубнами, вновь послышались выкрики «Мечит!». Теперь он и впрямь спускался к своим детям — огромное изваяние окуталось полупрозрачной черной дымкой, струи которой потекли вовне, окутывая фигуру шамана. Илта не верила своим глазам — он словно становился больше и выше, напитываясь черными клубами, глаза шаманской шапки испускали лучи ослепительно белого света. Таким же светом мерцало и зеркало у него на груди, а ленты вокруг шапки извивались, словно клубок змей.
Наташа застонала — даже находясь в заточении, она не чувствовала себя столь бессильной. Тогда она была пленницей, но противостояли ей люди и уродливые твари, еще глупее человека. Сейчас Наташа была свободна, но противостояла невиданной, исполинской мощи перед которой чувствовала себя муравьем на пути горной лавины. Она бросила взгляд на карабин — может у нее и получится выстрелить, но будет ли от этого толк? Она вспомнила слова шухдера об «оке Мечита»- в самом деле, во лбу чудовища открылся сияющий белым светом «третий глаз», куда прежде всего уходил черный
Сагаев вскинул голову и издал протяжный вопль — крик огромной обезьяны из душных джунглей Африки. В его руках блеснул острый нож, занесенный над телом Илты. Уже не соображая, что она делает Наташа вскинула карабин и выстрелила прямо в полыхающий белым пламенем третий глаз Мечита.
* * *
Илта не испытывала страха, гнева или ненависти при виде беснующейся Алисы, выкркикивающей свой безумный речитатив. Словно сработал некий предохранитель, отсекший куноити от ужаса и безнадежности ее положения, от чего она смотрела на все происходящее с отстраненным любопытством. Ей было интересно — и причудливое одеяние Алисы, — что-то среднее между комиссарской кожанкой и комбинезоном — и белила на ее лице, сквозь которые проглядывали бешеные глаза и гибкие танцовщицы с уродливыми ликами и рокот бубнов со всех сторон. Илта понимала, что эта церемония — предвестник ее скорой смерти, но сейчас она ее не пугала. Куноити сделала все что могла и готовилась предстать перед Эрлэн-ханом.
Но вот Алиса отошла в сторону и вперед шагнул шаман. С неба полились лучи бело-голубого света, леденящего душу и тело, чуть ли не вмораживающего Илту в алтарь. Вокруг нее кружились черные тени, слышался хохот, вой, плач, ее тела касались бесплотные пальцы, в ушах слышался навязчивый шепот. Илта чувствовала бездну боли, страданий и бессильной злобы исходящей от множества сознаний, пленененных могучей безжалостной силой и действующих по ее воле. Куноити глянула в глаза Сагаева и вот теперь ужаснулась — по-настоящему, почти до обморока испугалась того, что глядело на нее из глаз шамана. Это было что угодно, но не человеческий взгляд. Багрово-алый свет, лившийся из «обычных» глаз идола все больше затемнялся ослепительно-белым пламенем полыхающем в третьем оке Мечита. И точно такое же пламя разгоралось и в глазах шамана. Илта увидела блеснувший в его руке нож и, неожиданно для себя, слабовольно зажмурилась, ожидая прикосновения острого лезвия к груди.
Но этого не произошло — раздался громкий звон, казалось потрясший пещеру до основания и тут же — оглушительный рев, преисполненный поистину космического разочарования. Со всех сторон грянул торжествующий злорадный хохот из сотен бесплотных глоток. Леденящий, парализующий душу и тело холод отступил, словно опали неведомые оковы, и Илта раскрыла глаза.
Красные глаза Мечита все еще горели алым огнем гнева, но жуткий третий глаз уже не полыхал белым пламенем — вместо этого из него непрерывным черным потоком вылетала огромная стая крылатых существ, похожих одновременно на ворон, летучих мышей, драконов и стрекоз. Карканье, шипение и оглушительный стрекот разнеслись по залу, над испуганно заметавшимися новусами. Но Илта этого не видела — ее внимание было приковано к черному шаману перед ней. С ним тоже было что-то не так: под черным одеянием происходили какие-то метамофозы, странно изменившиеся руки били по воздуху, — отгоняя круживших вокруг шамана крылатых тварей, словно назойливых комаров. Вот страшные лапы вцепились в черный халат, разорвав его как гнилую тряпку. Илта едва сдержала изумленный крик, увидев жуткое существо, в которое превратился шаман. Она сразу узнала его — исполинскую обезьяну, в два человеческих роста, с обдранной наголо кожей, истекающую кровью из всех жил. Мечит не до конца воплотился в своем слуге, но и той части его существа, что снизошло в шамана, оказалось достаточным для того, чтобы преобразить Сагаева в подобие Красной Обезьяны. Когтистые лапы рвали на части подлетавших духов — Илта уже узнала давних знакомцев по юрте Бэлигте — однако те, все большими стаями облепливали чудовище.
«К ней»! — раздался откуда-то (извне? из глубин подсознания) негромкий, но сильный голос и Илта затрепетала от восторга, осознав, КТО отдал приказ скопищам шухдеров и шолмосов. Черные твари метнулись к ней, облепив Илту сплошной шевелящейся массой, множество лап перебирали по ее телу, острые клыки клацали, вгрызаясь в железо, словно в живую плоть. Вот, наконец, оковы распались жалобно звякнув на камне. Илта вскочила на ноги и страшно, безумно расхохоталась в лицо попятившемуся чудовищу..