Проект "Плеяда"
Шрифт:
Наличие опытных проводников, конечно, радовало — но в то же время и настораживало. После засады у Медвежьей Скалы, Илта стала все подозрительней посматривать на своих спутников и чувствовала, что и они точно также все мньше доверяют друг другу. Может, конечно, это все было диким совпадением, может Кузнецов узнал об их группе из иных источников и, предвидя, примерно, где они будут спускаться с гор, устроил засаду. Однако в такие совпадения плохо верилось.
Тем не менее, она отпустила на разведку и Степанова и напросившегося с ним финна — как-никак, идти завтра наугад тоже было неохота. По ее расчетам им оставался хороший дневной переход до Северо-Муйского хребта,
Неожиданно раздался выстрел — первый, второй, третий. Это явно было не юрина берданка. Степанов? Финн? Свицкий потянул руку за своим карабином и передернул затвор. Выстрелов больше не последовало, но Илта уже кожей чувствовала — что-то было НЕ ТАК.
— Что-то тихо стало — проворчал Свицкий.
Илта молча кивнула и подтянулась за унаследованым от покойного гурана СКТ.
— Черт!
В камышах вдруг оглушительно заорали лягушки.
— В лес! — выдохнул Свицкий, вскидавая к плечу оружие — быстро!
Тут же он открыл беглый огонь по мелкнувшим в зарослях теням, которых было явно больше двоих. В ответ загремели отдельные выстрелы и автоматные очереди.
Илта, не размышляя, сделала кувырок через спину, перекатываясь за ближайшее дерево и стала бить по вспышкам и легкому дымку в зарослях, прикрывая украинца. Тот скоро рухнул рядом с ней и, откатившись подальше в низкие кусты, заменил магазин.
— Цел? — не глядя в его сторону, бросила Илта, также сменив опустошеный магазин своего карабина.
— Почти, — скрипнул зубами Свицкий. Илта, посмотрела на него — украинец держался за бок, сквозь пальцы проступила кровь. Черт, как не вовремя!
— Зацепило только, — усмехнулся украинец в ответ на невысказанный вопрос Илты, — царапина, — добавил он, снова открывая огонь.
Град пуль из двух самозарядных карабинов смог на время заставить нападавших залечь, но они быстро сориентировались. Стреляли явно професионалы, причем хорошо воруженные: характерным звуком трещали русские автоматы, к которим вскоре присоеденился и ручной пулемет. Уже через пару минут Свицкий и Илта не могли даже голову поднять. Вокруг поднимались фонтаны земли, сверху сыпались выбитые пулями щепки и срубленые ветки.
— Уползать нужно пока не поздно, — опять меняя магазин, прохрипел Свицкий, — а то прижмут и гранатами закидают, или с фланга обойдут как ты тех мудаков на острове.
Внезапно стрельба стихла и наступила давящая на уши тишина.
— Эй, фашисты! — прозвучал веселый голос из камышей, — не скучаете? Мы тут на двоих ваших наткнулись. Одного, правда, замочить пришлось, зато вот второго скрутили. Выйдете по-хорошему — всем жизнь будет, не выйдете — хлопнем и его
— Смотри, — опять прохрипел Свицкий.
Илта осторожно подняла голову и замерла. Камыши расступились и на открытое место вытолкнули скрюченого в три погибели человека, сильно избитого и глотавшего ртом воздух. Куноити выругалась сквозь зубы, узнав Степанова. Его руки были связаны за спиной, от запястий отходила длинная веревка, конец которой, похоже, держал кто-то из залегших в камышах красных.
— Думайте быстрее, — очередь подбросила фонтан земли рядом с якутом.
Илта закусила губу — она слишком хорошо знала своих врагов, чтобы верить их обещаниям. Но и оставаться в кустах она не могла — самурайский кодекс чести, причудливо смешавшийся в ее голове с понятиями детдомовской стаи, не позволял ей бросить соратника по оружию. В голове ее бешено неслись мысли: скорей всего ей все-таки не врут — она им нужна живой, как командир, как носитель полезной информации. Ее доставят в местный штаб, может даже в тот самый Центр — как раз туда куда нужно. В плену она как-нибудь догадается, как уйти живой — воспитаннице «Черного дракона» было не привыкать к таким поворотам.
— Я выхожу, — громко крикнула Илта, выходя из-за дерева — не трогайте его.
Со всех сторон зашуршали камыши и рядом с плененным Степановым, стали выходить диверсанты — высокие, крепкие мужики, с холодными глазами опытных убийц. Поверх формы были набдрошены советские масхалаты, темно-зеленые с более светлыми пятнами (Илта припомнила, что тут их называют «березкой»), в руках они держали автоматы.
Вперед шагнул широкоплечий верзила, с черными кудрями, выбивающимися из-под буденовки, украшенной листьями и веточками.
— Оружие брось, — сказал командир, направляя ствол. Поколебавшись, Илта расстегнула ремень с кобурой пистолета, повесила его на сук ближайшего дерева и шагнула вперед.
— А второй где? — спросил командир красных, с похотливой улыбкой рассматривая гибкую фигурку девушки.
Илта, не успела ответить, когда позади послышался шорох. Обернувшись, она увидела как поднявшийся из кустов украинец подходит к ней.
— Тут я! — проворчал он, рука его была, прижата к боку. Красный раздраженно дернул стволом, и украинец неохотно поднял руку вверх. Пальцы его были в крови, на боку также набухало красное пятно.
За спиной грохнул выстрел. Свицкий дёрнулся и Илта словно в замедленном кино увидела, как лицо украинца вдруг взорвалось страшной раной, как его тело медленно оседает в заросли. Она обернулась — красноармеец глумливо ухмылялся.
— Нет времени, — сказал он, — тащить его по горам, еще подохнет по дороге. Ступай давай, пока я и этого не отправил следом.
Пред глазами Илты поплыла кровавая пелена, лютая, застарелая ненависть, копившаяся все время где-то внутри нее, поднялась мощной, всесмывающей волной. В висках застучали множество молоточков и она, уже не соображая, что делает, метнулась вперед, но ноги подкосились и девушка рухнула на землю, забившись в конвульсиях. Как сквозь стену где-то над ней слышались голоса.
— Эй, ты чего?
— Слышь, что с вашей узкоглазой?!
— Я-то откуда знаю!?
— Припадочная что ли? Рехнулась с горя?
— Подохнет еще тут!
Красноармейцы переговаривались, пятясь к камышам, наводя стволы на бьющуюся на земле Илту. Та сейчас представляла зрелище не для слабонервных: глаза закатились под самые веки, изо рта текла пена, зубы клацали, каким-то чудом не откусывая язык. Руки куноити шарили по телу, тонкие пальцы рвали плотную ткань красноармейской формы, словно бумагу, обнажая безупречное тело.