Проект «Убийца». Том 1
Шрифт:
Шелест страниц – осенний ветер, колышущий пожухлую листву. Как колода карт, тасуемая в умелых руках, они сложились под плавным хлопком обложки.
Толстый фолиант из собрания редких стихов поэтов со всего мира хлопнул по спине нерадивого студента, отвернувшегося к спинке стула. Он сгорбился так, чтобы преподаватель не заметил его важных переговоров по телефону, не посчитав нужным выйти из кабинета. Трагично воскликнув от удара больше от неожиданности, чем от боли, студент спрятал телефон и, извинившись, потёр испачканной краской рукой пострадавшее плечо.
– А что, по-вашему, истинная
Тем не менее её группа шалтай-болтай, как она часто любила её про себя называть, уважала и боготворила миссис Чемберс за строгий нрав, богатые знания и эксцентричный подход.
Их группа за три года обучения стала настоящей семьёй. Такая маленькая, уютная банда, которая отсеивалась из года в год, и вступление в которую для чужаков не представлялось возможным. Их закрытое общество с одними им известными шутками и порой постыдными, но забавными воспоминаниями.
Они были семьёй, сами того не осознавая.
В кабинете гулял свежий утренний ветер, не способный проветрить провонявшее красками и ацетоном помещение. Запах въелся с годами, став первой проверкой на профпригодность для юнцов-первокурсников. Многие сбегали в первые дни в рвотных позывах и не возвращались. А порой особо впечатлительные натуры с острым нюхом падали в обмороки с томным придыханием, театрально прикладывая руку ко лбу – их вместо медкабинета уносили в театральное отделение, да так больше и не возвращали.
Группа 108-П, оставшаяся в численности шести человек из самых стойких или скорее упрямых, экстравагантных творческих натур, вдыхала полной грудью кислотно-приторные ароматы вместо запаха свежескошенной травы в чистом поле. Кисть – продолжение их руки, краски – их кровь и пот, которыми они писали историю своей жизни: прошлое, настоящее и будущее. Но были и такие, кто провозглашал себя вне времени и пространства.
Они были маленькой жизнью большого общества.
Рука, столь аккуратно до этого выводящая тонкие линии на холсте, дрогнула. На незаконченном закате расплылось красное пятно, подобно кровавому отпечатку, оставленному рукой убийцы.
Усталый меланхоличный взгляд юноши прошёл небольшой путь от испорченной картины до сидящей напротив Линор Эванс, жертвой которую сегодня выбрала Оливия, дыша в её затылок. Не каждый мог работать под пристальным взглядом этой женщины. А Линор, будучи самой хрупкой и утончённой натурой, нервно прикусила губу и от растерянности мазнула кистью по щеке в жесте, вероятно, пытавшемся поправить упавшие на лицо выкрашенные в розовый цвет локоны. Она была как цветок, сорви который, рассыплется под грубыми неотёсанными пальцами. Хрупкая, скромная, тихая,
– Линор, я тебя спрашиваю, что такое истинная красота? – тоном, не терпящим отлагательств, повторила миссис Чемберс.
– Учитель, пожалуйста, я не могу сосредоточиться.
Линор, понурив плечи, развернулась к учителю, задействовав одно из самых коварных оружий, безотказно действующее даже на самого чёрствого человека: состроила невинный кроткий взгляд и в пределах приличного шмыгнула носом.
– Истинная красота часто может прятаться за уродством.
На подобное высокопарное предположение, в котором сквозил юношеский романтизм, оглянулась вся группа, включая миссис Чемберс.
– Тревис, значит, ты считаешь, что уродство и красота близки?
Зевающий молодой человек, именуемый Тревисом Лэмбом, уже долгое время смотрел в пустой ватман, за час так и не прикоснувшись к кисти. Помятый, как после долгой поездки автостопом, он хлебнул из баночки энергетика, на губах его всплыла лимонная улыбка. Тревис явно не собирался произносить своих изречений вслух, а теперь думал, как выкрутиться, почёсывая давно не мытые русые волосы, завязанные в пучок на затылке.
– Ну, скажем так, я считаю, что из любого уродства можно сотворить красоту, если правильно подойти к вопросу, но также возможен и обратный процесс.
– Боже! – воскликнула всегда бойкая и энергичная Рейвен Кейн. – Какой бред! Истинная красота! Всё это очень хорошо и красиво, но вам не кажется, что вопрос слишком субъективный! У каждого свои стандарты красоты!
Рейвен Кейн была из тех людей, у которых имелось на каждое одно слово десять слов, и на одно мнение три своих аргумента того, что собеседник невежественный самоучка. Вызывающе хмыкнув, она встряхнула стриженными до плеч волосами цвета пролитой крови с редкими чёрными прядями и деловито поправила бутафорские очки, из-за которых блеснул острый взгляд зелёных глаз. В жесте демонстрирующим, что последнее слово останется за ней.
– А ты, Адам? Что скажешь по этому поводу? – обратилась к провинившемуся студенту Оливия.
– Не-не! – Адам Спаркс в знак неминуемой капитуляции поднял руки и резко качнул головой; дреды хлестнули по лицу, задев пирсинг на губе – один из множества других на смуглом лице. – Я в этом ничего не смыслю! Да и спорить с Рейвен не хочу!
– Вот и не спорь, это бесполезно! – самодовольно воскликнула Кейн, не скрывая своего торжества от сомнительной победы в коротком словесном поединке.
– Так-так, кто тут сказал не спорить с Рейвен?
До этого отсутствующий на занятии Калеб Гаррисон ворвался на пару как обычно без стука. Прошествовал решительно за пустой мольберт, как гость, которого ждут больше остальных, но который всегда появляется последним. Под укоризненным взглядом и менторским жестом угрожающе поднятого пальца миссис Чемберс, он простодушно пожал плечами и скинул под стол рюкзак.
– Простите, миссис Чемберс, вы в курсе, что время – вещь относительная. Я живу не по времени циферблата, а по времени солнца и луны!