Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
Шрифт:
Оказавшись на двенадцатом этаже, он двинулся по коридору, присматриваясь к номерам надписей на дверных панелях: 1202 — «Аарон Голдман, искусственные цветы»; 1203 — «С. и М.Рот, импорт стеклянной посуды»; 1204 — «Куклы для малышей, В.Розенцвейг». На двери с номером 1205 была аббревиатура YJD, врезанная металлическими буквами, из которых одна была несколько выше, чем остальные. Он постучал.
За непрозрачной панелью показалось что-то бело-розовое.
— Да? — отозвался женский голос.
— Я Яков Либерман.
В
— Не могли бы вы показать свое удостоверение личности?
Вытащив паспорт, он вложил его в щель и чьи-то пальцы взяли его.
Он остался ждать. На дверях было два замка: один, чувствовалось, был старым, а второй отливал свежим вороненым металлом.
Щелкнул язычок замка, и дверь открылась.
Он вошел. Пухленькая девушка лет шестнадцати или около того, с пышной рыжей прической, улыбнулась ему и сказала: «Шалом», возвращая ему паспорт.
Беря его, он ответил теми же словами: «Шалом».
— Мы должны быть очень осторожны, — извинилась девушка. Закрыв двери, она защелкнула оба замка. На ней была белая битловка и плотные синие джинсы; блестящий рыжий хвостик волос спускался ей на спину.
Они находились в небольшой заставленной прихожей: письменный стол, портативный ксерокс со стопками белой и розовой бумаги рядом с ним; грубые деревянные полки с рекламными листовками и распечатками статей из газет; на запертых дверях с другой стороны висел плакат со словами «Young Jewish Defenders» и изображением сжатой в кулак руки на фоне синей еврейской звезды.
Девушка потянулась взять у него зонтик; Либерман отдал его, и она поставила его в металлическую стойку, где. уже были два черных и мокрых зонтика.
Снимая пальто и шляпу, Либерман осведомился:
— Вы та юная леди, которая говорила со мной по телефону?
Она кивнула.
— Вы отлично справились с делом. Рабби уже здесь?
— Он только что пришел, — она взяла из рук Либер-мана пальто и шляпу.
— Благодарю вас. Как поживает его сын?
— Они еще не знают. Но его состояние достаточно стабильное.
— М-да, — Либерман с сочувствием покачал годовой.
Девушка нашла место для его одежды на уже заполненной вешалке. Либерман, приводя в порядок помявшийся пиджак и приглаживая волосы, глянул на стопку рекламных листовок на полке рядом: «Больше никогда!»
Извинившись, девушка боком скользнула мимо Ли-бермана и постучала в двери с плакатом; приоткрыв их, она заглянула внутрь:
— Ребе? Тут мистер Либерман.
Распахнув двери настежь, она улыбнулась Либерману и сделала шаг в сторону.
Коренастый мужчина со светлой бородкой мрачно посмотрел на Либермана, когда тот оказался в жарко натопленной комнатке, где было тесно от собравшихся в ней людей; навстречу ему из-за бокового стола уже поднялся улыбающийся рабби Моше Горин, симпатичный, темноволосый, крепко
— Я мечтал встретиться с вами еще с детских лет, — сказал он мягким, но уверенным голосом. — Вы один из немногих людей в мире, которыми я искренне восхищаюсь, и не только из-за того, что вы делаете, но и потому, что вы существуете без всякой поддержки со стороны общества. Еврейского общества, хочу я сказать.
Либерман, смущенный, но польщенный, сказал:
— Благодарю вас. И я хотел встретиться с вами, рабби. Так что я рад, что наши пути сошлись.
Горин представил остальные Горбоносый мужчина со светлой бородкой и железной хваткой, что чувствовалось при рукопожатии, был его помощником, Филом Гринспаном. Высокого лысоватого мужчину в очках звали Эллиот Бахрах. Еще один, крупный и чернобородый: Пол Штерн. У самого молодого — ему было лет двадцать пять или около того — с тонкими усиками, зелеными глазами, была такая же железная хватка пальцев. Джей Рабинович. Все были в рубашках с короткими рукавами и, как и Горин, в кипах.
Подтащив стулья от других столов, все расселись вокруг Горина; он наконец и сам занял свое место. Высокий, в очках, Бахрах, сидя рядом с Гориным, прислонился к подоконнику и, сложив на груди руки; набычившись, смотрел на гостя. Либерман, сидящий по другую сторону напротив Горина, рассматривал молчаливых собранных мужчин, маленький тесный кабинетик с картами города и мира на стенах, с грифельной доской в углу, стопками книг, журналов и бумаг.
— Не стоит обращать внимания, — махнул рукой Горин.
— Не так уж отличается от моего кабинета, — улыбаясь, сказал Либерман. — Разве что чуть побольше.
— Могу вам только посочувствовать.
— Как дела с вашим сыном?
— Думаю, что с ним будет все в порядке, — сказал Герин.'— Состояние у него достаточно стабильное.
— Я признателен, что вы нашли возможность прийти на встречу со мной.
Горин пожал плечами.
— С ним сидит его мать. Мне остается только молиться, — он улыбнулся.
Либерман постарался устроиться поудобнее на стуле без подлокотников.
— Когда бы мне не приходилось выступать, — сказал он, — то есть, на публике, я имею в виду, — меня постоянно спрашивали, что я думаю о вас. И я неизменно отвечал: «Я никогда не встречался с ним лично, так что у меня нет никакого мнения». — Он улыбнулся Горину. — Теперь мне придется отвечать по-другому.
— Надеюсь, в благоприятном для меня свете.
Телефон на столе зазвонил.
— Здесь никого нет, Оэнди! — крикнул Герин в приоткрытую дверь. — Разве что моя жена!
Обращаясь к Либерману, он спросил: