Профессор Допотопнов. Необыкновенные приключения в недрах Земли.

Маевский Эразм

Допотопнов пожал плечами.

— Я не верю своим глазам. Здесь есть что-то, чего я пока понять не могу; но с вашим предположением я все же никоим образом согласиться не могу…

— Подождем, — быть может, дело выяснится.

— Выяснится, конечно, но не в пользу вашего предположения.

— Так лучше не будем об этом говорить, — обидчиво сказал лорд.

— Да, это будет самое лучшее…

Они молча пошли дальше.

Геолог становился все мрачнее и печальнее. Англичанин мало-помалу успокоился, даже пришел в веселое настроение и развлекался шутливым разговором с Станиславом

— Сколько лет прошло между силурийским и девонским периодами? — обратился он некоторое время спустя к геологу.

Профессор с трудом удержался от улыбки.

—

Вы совсем не любопытны, лорд, — сказал он.

— А что?

— Вы предлагаете один из самых сложных вопросов в геологии таким тоном, каким спрашивают, который теперь час?

— Мне бы очень хотелось знать хотя бы приблизительное число лет, отделяющих эти два периода.

— Наука не в силах удовлетворить ваше любопытство. Она не имеет для этого достаточно данных. Опираясь на толщину геологических пластов, мы можем лишь определить взаимное отношение трех последних эр из 4-х, на которые делят прошедшее земного шара. Старейшая из этих трех, палеозойская, была в четыре раза дольше следующей, мезозойской, которая в свою очередь была много дольше самой младшей, кайнозойской. Известно также, что второй период палеозойской эры, силурийский, по крайней мере в три раза длиннее третьего, девонского. Но о продолжительности каждого периода в отдельности мы даже приблизительно ничего сказать не можем… Во всяком случае, продолжительность этих периодов настолько велика, что мерить их, как вы предлагаете, годами было бы то же, что считать расстояние между отдаленными странами на аршины вместо миль.

— Вы преувеличиваете, профессор.

— Нисколько не преувеличиваю. Вопрос о продолжительности минувших периодов давно уже занимает геологов и астрономов, и как те, так и другие согласны в том, что время это столь велико, что мы едва ли можем составить себе хотя бы некоторое представление о нем. Мы с трудом обнимаем даже один миллион лет, а между тем, история Земли насчитывает их множество. В этом не сомневается в настоящее время ни один человек, сколько-нибудь знакомый с геологией. Да и как сомневаться, если, например, в течение одного только силурийского периода кембрийские горы успели исчезнуть, и на месте их воздвиглись новые…

Профессор замолк.

Все трое ускорили шаги и вскоре очутились в могучем каменноугольном лесу. Вокруг виднелись густые заросли каламитов и мощные стволы лепидодендронов, сигиллярий и древовидных папоротников.

Древовидный папоротник

Мало-помалу в профессоре, под влиянием своеобразной красоты леса, заговорила жилка естествоиспытателя, и, не обращая внимания ни на покрытое тучами небо, ни на дождь, забыв о всех печалях, он со все возраставшим интересом вглядывался в окружавшие его растения.

XIII

ЗЕМНОВОДНЫЕ КАМЕННОУГОЛЬНОГО ПЕРИОДА

Геолог, занятый своими наблюдениями, заметил, что лорд отстал от него на значительное расстояние, лишь когда услышал его громкий, тревожный зов. Профессор и Станислав, погрязая поминутно по колени в грязи, бросились к нему и, приблизившись, увидели его стоящим над каким-то огромным отвратительным животным. Два или три таких же животных, но несколько меньшей величины, неподвижно лежали в болотах, выставив наружу свои широкие, длинные морды. Они напоминали отчасти лягушек, отчасти небольших крокодилов. Немного поодаль торчала из болота огромная голова, чуть ли не больше воловьей. Профессор, забыв о лорде, с жадным вниманием уставился на

эту голову.

— Антракозавр, царь каменноугольного периода! — изумленно воскликнул он.

— Уходите скорей отсюда, скорей! — закричал в свою очередь Станислав.

— Что случилось?

— Я наступил на огромную змею.

— Какую там змею? Здесь не может быть змей. Ты забыл, что мы в каменноугольном лесу…

— Уверяю вас, я отлично ее разглядел: толстая такая, длинная.

— Ты, вероятно, видел долихосому; она действительно похожа на змею.

Лорд тем временем приблизился к геологу и спросил, указывая рукой на животных:

— Это что за звери?

— Это так называемые лабиринтодонты, потомки пресноводных рыб, первые позвоночные животные, которые могли жить и вне воды. Их можно бы назвать наземными рыбами или рыбо-гадами.

— To есть, они те же гады, — сказал Станислав с ужасной гримасой.

— Гады-то гады, но еще не пресмыкающиеся, как ты, наверное, полагаешь, а только их прародители. Между лабиринтодонтами и пресмыкающимися большая разница. Последние, как например ящерица или змея, вылупившись из яйца, сразу же дышат легкими и живут на суше; лабиринтодонты же, подобно лягушкам и саламандрам, дышат в личиночном состоянии жабрами и живут в воде. Их не без основания считают поэтому первыми земноводными (амфибиями), хотя по строению и некоторым другим признакам они ближе к пресмыкающимся.

— Чем объяснить нарождение подобных животных? — спросил лорд. — Не перенаселением же океанов, раз в воде недостатка еще не было?

— Конечно, в морях воды было довольно, — ответил профессор Допотопнов, — но рыбы кроме океанов жили в реках и озерах, где жизнь шла при других совершенно условиях. Некоторые пресные воды не могли вместить всех рыб, и наиболее мелкие, слабые их породы принуждены были уступить место более сильным и уйти в незаселенные еще небольшие водоемы.

Ландшафт каменноугольного периода; направо антракозавр, налево долихосома

Нередко случалось, что водоемы эти высыхали, и тогда миллионы мелких рыб, которые их заселяли, безвозвратно погибали. Выживали только немногие, наиболее выносливые. Они ползали по вскрывшемуся дну, искали углубления и ждали, пока дождь не подкрепит водой их приютов. Подобный порядок вещей длился очень долго. Рыбы эти вели, конечно, мучительный образ жизни, но зато мало-помалу привыкали к воздуху и все легче и дольше выносили убийственное для других пребывание вне родной стихии. От рыб, дышащих жабрами, произошли при таких условиях рыбы двоякодышащие, то есть обладающие наряду с жабрами еще одним или двумя легкими; а из двоякодышащих рыб развились затем земноводные.

— Позвольте мне, профессор, сделать одно практическое замечание, — неожиданно вставил лорд. — Оно будет весьма кратким. Раз мы едим рыб и едим их не без удовольствия, то было бы крайне непоследовательно считать земноводных несъедобными. Ведь, в сущности, это давнишние, старые рыбы, которые вышли на сушу и здесь остались…

— Скорей усовершенствованные рыбы, — сказал профессор. — И такое усовершенствование повело за собой важные последствия. С тех пор позвоночные животные не ограничивались уже одной лишь водной стихией и завладели неизмеримыми материками и островами, изобиловавшими недоступным им до того и бесполезно пропадавшим кормом. Потомством их наполнились все леса, луга и болота от полюса и до полюса. Разнообразие же пищи и условий жизни создали с течением тысячелетий чрезвычайное разнообразие видов.