Профессор Допотопнов. Необыкновенные приключения в недрах Земли.
Шрифт:
— И откуда только у него еще сил хватает ползать? — сказал Станислав, отворачиваясь от ужасного зрелища.
— Если принять во внимание выносливость гадов, то рана эта не очень еще тяжела и может еще зажить, — заметил геолог.
— Быть не может!
— Ведь наши лягушки и саламандры выходят же невредимыми из огня — отчего же ты не можешь допустить хотя бы такую же выносливость у их праотцев? Нервы у них малочувствительны, крошечный неразвитый мозг воспринимает лишь самые грубые впечатления, и страдают они гораздо меньше, нежели мы думаем, судя по нашей впечатлительности. Даже самые тяжелые раны кончаются у этих тварей вполне благополучно. Поверь, что если бы данное чудовище, кишками которого уже наелись другие, нашло бы
Тем временем небо окрасилось в синевато-свинцовый цвет, и легкое, но продолжительное сотрясение всколыхнуло вдруг землю. Будь это в городе, можно было бы подумать, что нагруженный воз проехал по мостовой. Через несколько секунд сотрясение, сопровождаемое грохотом, повторилось с удвоенной силой.
Внимательно прислушивавшийся геолог побледнел, но тотчас же овладел собою.
Диас. Вулканическое извержение
— Надо ждать какого-нибудь сюрприза, — сказал он, стараясь придать себе спокойный вид.
— Лишь бы только это не был последний в нашей жизни, — прибавил англичанин.
— Земная кора, как кажется, в настоящее время мили на две тоньше, нежели во времена человека, и легко может развернуться и нас поглотить.
— Землетрясение! — вскрикнул Станислав, теперь только понявший весь ужас положения. Слова его заглушил продолжительный грохот.
Все трое зашатались. Станислав упал на землю и закрыл лицо руками.
После короткого перерыва опять последовало несколько сотрясений, и одним из них свалило с ног профессора. Тем не менее, он сохранил присутствие духа и даже поспешил успокоить Станислава, уверяя его, что ничего необыкновенного не случилось.
Лорд и тут не проявил никаких признаков беспокойства.
— Прямо удивительно, — рассуждал он вслух, — как такое, в сущности, весьма нередкое явление действует на всех. Ведь никого не удивляет ни гром, ни град, — точно так же не должны бы пугать нас и некоторые проявления внутренней жизни Земли. Ведь трудно даже сосчитать, сколько уже Земля перенесла землетрясений и перенесла довольно счастливо. Я недавно читал статистику землетрясений. Клуге насчитывает их в течение четырех лет (с 18501854) во Франции, Испании и Италии 2310, то есть средним числом 577 в год. В Греции в течение 20 лет (1858-78) было 1100 землетрясений, а в Германии и Австрии с 1865-80 около 400. А сколько же их было за это время в других странах? Если бы на каждый год приходилось хотя бы по одному сильному землетрясению, то и в таком случае люди, казалось, могли бы привыкнуть к ним.
— Как раки к кипятку! — мрачно прошептал Станислав.
XV
ТРИАС
Золотые лучи восходящего солнца нежным пурпуром окрасили небо и весело заиграли на зелени лугов и лесов и на зеркальных водах. Гигантские хвойные деревья слегка покачивались и наклоняли свои вечнозеленые ветви, словно приветствуя друг друга. Тут же важно колыхались пушистые ветви саговых пальм, дивных деревьев, представлявших как бы слияние трех разных пород. Они напоминали и папоротники, и хвойные деревья, но больше всего позднейшие пальмы. Плоды, в виде шишек с непокрытыми семенами, приближали их к соснам и араукариям.
Араукария Саговая пальма
От папоротников они позаимствовали пушистые листья, выраставшие из
Открыли глаза дневные животные, ночные же спешили укрыться в своих мрачных углах.
Проснувшиеся путешественники были поражены красотою развернувшейся перед ними картины. Недоставало лишь оживленной легкокрылой толпы высших насекомых и шумных птиц для полного подобия нынешнего тропического леса. Осторожные, подозрительные четвероногие прятались в тени деревьев, в кустах и траве, и трудно было даже заподозрить их присутствие.
Зато растительный мир являлся здесь во всем своем великолепии и красе. Путешественники долго бродили по прелестным рощам и лужайкам и наконец набрели на живописный берег реки, лениво катившей свои мутные воды.
Торжественную тишину нарушало лишь стрекотание жестких крылышек кузнечика, самого старого представителя крылатого царства, и других насекомых, скрытых средь ветвей и в траве.
Ни одно животное не попалось им навстречу. Над самой рекой только они убедились наглядно, что местность кишит затаенной жизнью. Приблизившись к берегу, они услышали какой-то странный шум и невольно остановились.
Из-за деревьев быстрыми прыжками приближался великолепный крокодил, рядом с которым наибольший современный собрат его казался бы карликом. С каждым скачком в прямом направлении широкий и плоский великан пробегал в одно мгновение сотни две шагов, затем зигзагом сворачивал в другую сторону и опять стрелою пролетал 200 шагов. Еще одна секунда, и раздался оглушительный шум. Плоскоголовое и короткошейное чудовище бросилось в воду и с такой силой ударило по волнам своим могучим хвостом, что пена взлетела чуть ли не на 20 футов в вышину. Затем опять наступила тишина.
— Знатная штука! — заметил Станислав, который стал понемногу привыкать ко всякого рода гадам и перестал их так бояться.
— Да, ничего себе, — буркнул лорд. — Что это за животное? — обратился он к профессору.
— Это белодон, — ответил тот, — сеющий на пути своем страх и разгром. Ни один гад не решится приблизиться к реке, которую он избрал своим притоном.
— А на суше он не опасен? — спросил Станислав.
— На суше он часами лежит неподвижно и вынюхивает добычу. Почуяв ее, он с быстротою молнии бросается на нее и втаскивает в воду, где разрывает крепкими когтями своих передних лап и съедает. Он чрезвычайно ловок и неустрашим в своей стихии, на суше же несколько робок, неловок и неуклюж. Лишь страх может заставить его быстро двигаться.
— Зачем же он вылезает из воды, если ему лучше там?
— Во-первых, он любит греться на солнце, а во-вторых, у него натура цыганская. Он не может долго оставаться на одном месте и переходит из одной реки в другую. Но это не самое большое пресмыкающееся здесь. На суше здесь водятся виды гораздо крупнее.
— Неужто?! — воскликнул с удивлением и испугом Станислав.
— Именно. Ты не забывай, мой милый, что мы в триасе. Как и следующие два периода, это — рай пресмыкающихся. Они живут здесь бесчисленными толпами всевозможных пород и видов на суше и в морях, являясь повсюду полновластными хозяевами. Необычайные размеры многих из них могут идти в сравнение разве с их чудовищной внешностью. Особенно поражают своею колоссальною величиной некоторые сухопутные их виды — из обширного отряда